Ветер утра | страница 30
Кто восстал, чтобы сбросить гнет.
Море целое жгучих слез
Разве мир от войны спасет?
Лишь единство решит вопрос,
Поджигателей с ног собьет,
Лишь разбуженных сил напор
Может войн погасить костер.
Светлый путь мой народ избрал,
Мудрый, мира желает он.
Войн, раздоров пройдет пора,
Будет стан палачей сметен.
Ныне встал богатырь с одра,
Клич его — как набата звон.
За единство людей всех стран
Голос поднял седой Иран!
1951
Темноволосая моя, ты у меня одна.
Не разлучаться бы с тобой — да жизнь ведь не длинна.
Но вечно буду жить в стихах, тебя превозносящих.
Их повторяй, но ты рыдать над гробом не должна.
Жизнь торжествует, за нее мы боремся отважно
И встретим смерть лицом к лицу — она нам не страшна.
И даже полчища скорбей не овладеют нами,
Хотя б вплотную подошли, как темная стена.
Порой к ногам твоим клонюсь покорной головою,
Но и тогда душа моя достоинства полна.
Чтоб свой услышать аромат, приди к моей могиле:
Из праха лилия взойдет, тобой опьянена.
И если собственной красой ты хочешь насладиться,
Знай, в зеркале моей души она отражена.
Когда умру, придут друзья, завяжется беседа,
И памятью моей любви согреется она.
И если спросят: «На земле была ль любовь сильнее?» —
Ответишь: «Не было с тех пор, как рождена луна!»
1951
ДРУГ
1
Под красное знамя, с полвека назад,
В Иране вставал за отрядом отряд.
Я был во главе одного из отрядов,
Мы слали в противника тучи зарядов.
И хоть далеко отошла та пора,
Мне кажется, все это было вчера.
По вольной степи, по бескрайним дорогам
Скакал я тогда на коне быстроногом.
Умел отличать он друзей от врагов,
Меня узнавал он по звуку шагов,
И, на удивленье и малым и старым,
Как пес, шел за мной по дворам и базарам.
А если, ослабив в бою удила,
Я, сшибленный, падал, как мертвый, с седла,
Вкруг землю копытом взрывал он столбами,
Тянул меня нежно за ворот зубами.
Когда ж удавалось мне на ноги встать,
Он ржал, чтобы радость свою передать.
Негаданно шахское войско, бывало,
Скрываясь во мраке ночном, подползало, —
Конь мордой толкал меня, тихо будил:
«Вставай, мол, враги пробираются в тыл!»
Дышал на меня горячо, как из печки,
И, вытянув чуткие уши, как свечки,
Подтягивался, точно лев для прыжка.
Он чуял — опасность была велика.
Меня извещал он ликующим ржаньем,
Что, доблестно справившись с трудным заданьем,
Бойцы возвращаются гордые в стан.
Любимец суровой семьи партизан,
Он смел был и чуток, горяч и понятлив,
Второго такого я встречу навряд ли…
Не раз я испытывал дружбу его,
И Другом назвал я за службу его.
