Мой Невский | страница 37

Роскошный «Талеон» с развевающимися у входа флагами всех стран. Забыто, что здесь было в другие эпохи? Мемориальная доска Грибоедова, правда, есть. А как же другие гении, жившие здесь?.. Но не портить же этими бесчисленными досками только что отреставрированный под старину роскошный фасад!

…Хранить надо не только древнюю историю, но и ту, при которой жили мы. Помню, отец рассказывал, что в Строгановском дворце жили в тридцатые годы лучшие специалисты Всесоюзного института растениеводства, профессора, академики. Кто это помнит теперь?..

Идем дальше по Невскому, приближаясь к Адмиралтейству, как бы замыкающему Невский. Впрочем – скорее, это не конец, а начало: Невская першпектива возникла как просека, которую вели от Адмиралтейства, где строили на Неве корабли, к скрытой в чаще лесов Александро-Невской лавре.

Повторю уже рассказанное: корабельщики и монахи прорубались через леса навстречу друг другу – предполагалось, что просека получится абсолютно прямой и из морского центра – Адмиралтейства будет виден духовный центр – Лавра. Однако лазеров тогда не было – да, думаю, что у нас и с лазером бы промахнулись. Одно из самых распространенных ныне выражений: «не срослось».

В результате сошлись на площади, где стоит теперь Московский вокзал, криво и слегка под углом – из морского центра духовный центр не видать. Хотя кривизна – вообще редкость для Петербурга. И каждый раз она чем-то объяснима.

Последние улицы, пересекающие Невский – большая Морская и Малая Морская, населенные прежде корабелами, а после ставшие самыми шикарными в городе, тоже чуть искривлены: домики строились вдоль Мойки, а она криво течет.

Живу я, волею судеб, как раз на пересечении Невского и Большой Морской, в следующем после Дома искусств» доме 13 – тоже историческом… Тут внизу был оружейный магазин, где, по одной из легенд, секундант Данзас покупал револьверы для пушкинской дуэли. Кроме того, тут был и знаменитый картежный вертеп, где, волею Пушкина, проигрался Германн из «Пиковой дамы». А еще тут проигрался и сам Пушкин – да еще аккурат перед свадьбой! Но я – осторожно скажу – кажется выиграл – хотя бы уже тем, что здесь поселился. Как это произошло?

В 1988 году из Парижа в Петербург привезли последнюю поэтессу Серебряного века, подругу Гумилева, Ирину Одоевцеву и поселили в этом доме, только что прошедшем капитальный ремонт, в бывшем служебном флигеле в длинной несуразной квартире, бывшей коммуналке, окнами во двор. Так было надо. Мол, у нас все в порядке, и эмигранты теперь едут назад.