Мой Невский | страница 24

– Валега, пгивет! – произнес он. – Ты изменился только в диаметге!

Да и он изменился – толстый, лысый – два инфаркта позади. Да – нелегко далась ему «нобелевка»! При этом – одет он был так, словно ехал не на конференцию международную, а на рыбалку.

– Привет, Иосиф!

Мы обнялись… Братья по «Крыше» – братья навек. И Бродский, и Довлатов, и Горбовский, и Соснора, и Кушнер успели это счастье вкусить. Может, поколение шестидесятников и вышло таким нахальным и многого достигло потому, что юность наша пировала не в подворотне, а в лучшем ресторане Санкт-Петербурга?

А теперь, минуя «Европейскую», где прежних успехов нам уже не достичь, мы проходим мимо голубого с белым старинного дома Энгельгардта, где бушевал когда-то лермонтовский «Маскарад». И на нас кидается ветер с канала Грибоедова, бывшего Екатерининского. Широкий мост покрывает протоку под ним (там, в темноте и тесноте я однажды надолго застрял на катере с друзьями). За мостом – огромный Дом книги с острым прозрачным куполом, увенчанным глобусом. Это пожалуй, самый литературный дом не только в Питере, но и в России. Здесь, начиная с двадцатых, были лучшие издательства, и по лестницам и этажам тут бегали еще молодые и красивые Алексей Толстой, Маршак, Шварц, Олейников, Заболоцкий, Зощенко, Хармс – всех не перечислишь! Заболоцкий писал: «Летел по небу шар крылатый и имя Зингер возносил».

Дом этот построен в пышном духе модной тогда архитектурной эклектики архитектором Павлом Сюзором для немецкой компании «Зингер», производившей и продающей замечательные швейные машинки. В каждом доме была она – нежные воспоминания о ней связаны у меня с бабушкой, ловко вынимающей и со щелчком вставляющей в бок машинки хитро сплетенный из никелированной стали блестящий челнок, непонятным образом пропускающий через себя швейную нитку. Помню восторг от гениального этого изобретения, к тому же красивого, – машинка была так же торжественна, как рояль.

В годы Первой мировой «Зингер» – то ли за реальную, то ли вымышленную поддержку немецкого шпионажа был вытряхнут из дома и из страны – но машинки служили еще долго. Был ли шпионаж или чисто экономические причины – не знаю. Потом здесь расположилось издательство «Советский писатель», при котором выросли все мы. А теперь здесь – Дом книги, главный книжный магазин.

Растворяется и следующий сгусток живой истории – дом чуть подальше по каналу «недоскреб», как называли его живущие здесь писатели. Там жили Заболоцкий, Каверин, Форш, Шишков. Там жил Зощенко – самый популярный писатель советской, да и, пожалуй, всех эпох. Таких толп ни один писатель больше не собирал.