Она вообще-то не сможет заставить мое сердце остановиться, думал он. Этот вид магии не действует, если не уверен, что у другого человека есть сила. Верю ли я, что у нее есть сила? Да. Но эта сила не такая особенная. У нее ведь не достало силы уберечь меня, правда? Нет. Тогда может ли она обладать силой убить меня? Конечно, нет. Верю ли я в это? Нет.
Яхин-Боаз прижался ухом к подушке, прислушиваясь к биению сердца. Карта, думал он. Карта Боаз-Яхинова будущего, которую я украл, будущего, иметь какое я не могу. Брошу курить.
Он зажег сигарету, поднялся с койки, встал у стены. Как только мне станет получше, думал он, брошу курить. Отец с его сигарами. Чего ради ей нужно было рассказывать мне про его любовницу? Она узнала это от своей тетки в драмкружке, но зачем было говорить об этом мне?
Он подумал о воскресных поездках в детстве, запахло обивкой в салоне машины, посмотрел в лобовое стекло на угасающий свет солнца, почувствовал отца с одной стороны, мать с другой, сам он между ними, его тошнит. Я не совершал самоубийства, думал он. Самоубийство совершило меня.
Все его невспомненные сны словно прошли безмолвно у него за спиной, по одному прокрадываясь между ним и стеной и ухмыляясь над его плечом невидимым призракам, стоящим перед ним. Если я быстро обернусь, подумал он – и обернулся. Что-то очень большое, что-то очень маленькое юркнуло за угол его сознания. В любом случае, был ему ответ на стене перед ним: преданный или предатель. Преданный и предатель.
– Образумься, – тихонько сказал Яхин-Боаз стене. – Я не могу быть всем.
Утрата бесконечна, отозвалась стена. Осмелишься отпустить?
– Не знаю, – сказал Яхин-Боаз.
Предположим, предположила стена, иногда он смеялся вдали от дома. И что? Ты ничего ей не должен. Он хочет отдохнуть. Если ты встанешь, они лягут. Следуй своим нетям.
– Лев, – безмолвно произнес Яхин-Боаз, лишь лепя это слово губами.
О да, сказала стена. Играй сам с собой.
Яхин-Боаз отвернулся. Все остальные шли на ужин. От мысли о еде ему стало тошно, запах из столовой был оскорбителен. Несомненно, лев все еще снаружи. Теперь он будет ждать все время, до самого конца. Каждый захочет его покормить, поглазеть на него, поделиться им. Нет, нет, нет.
Туго свернутый принес свою тарелку к двери возле створчатых окон.
– Кис-кис, – позвал он, как зовут кошек. Подошли еще трое и встали поблизости, глядя ему через плечо. Один, человек с круглым белым лицом, обернулся на Яхин-Боаза и что-то сказал другим. Все рассмеялись.
