семичасовое представление
На последнем за день представлении Руби выглядит очень усталой. Когда она спотыкается, Мак кладет руку на коготь-палку.
Я сжимаюсь, ожидая, что она ответит ударом.
Но Руби даже не вздрагивает. Она продолжает брест и, и вскоре на спину к ней запрыгивает Сникерс.
Я лежу в клетке, на моем животе лежит Боб. Мы смотрим, как Джулия выполняет домашнее задание.
Кажется, ей не нравится это делать. Это видно по тому, что она вздыхает чаще обычного.
И вновь, уже в сотый или в тысячный раз, я спрашиваю себя: чего же не хватает на моей картине?
«Пап, – зовет Джулия отца, когда он проходит мимо нее со шваброй, – можно вопрос спросить?»
«Задать, – поправляет ее Джордж. – Давай».
Джулия опускает взгляд на бумагу: «Почему слова ПРИНЦ и ПРИНЦИП не являются однокоренными?»
«Потому что ПРИНЦ это тот, у кого в руках вся власть, а ПРИНЦИП это то, в чем мы убеждены и что помогает нам знать, что правильно, а что неправильно. – Он улыбается. – Например, против моих принципов делать домашнюю работу за свою дочь».
Джулия вздыхает: «Если я стану художником, когда вырасту, к чему мне изучать грамматику?»
Джордж смеется и отходит.
Бедная Джулия, думаю я. Гориллы прекрасно обходятся без всякой грамматики. Все эти бесконечные буквы, все эти палочки, кружки и зигзаги, заполоняющие книги и журналы, вывески и обертки конфет…
Слова.
Люди обожают свои слова.
Я вскакиваю. Боб слетает с меня прямо в бассейн.
Слово.
«Ты же знаешь, как я не люблю мочить лапы!» – вопит Боб. Он вылезает из бассейна, озабоченно отряхивая их одну за другой.
Я смотрю в окно на рекламный щит. В моей голове по-прежнему звучит голос Мака:
«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! СЪЕЗД 8, “ШАТЕР”: ЦИРК, МАГАЗИНЫ И ИГРОВЫЕ АВТОМАТЫ – ДОМ АЙВАНА, ЕДИНСТВЕННОГО И НЕПОВТОРИМОГО, МОГУЧЕГО СИЛВЕРБЭКА!»
Я считаю… одиннадцатое… Потом еще раз пересчитываю – чтобы наверняка.
Я выкладываю шестнадцать листов для плаката. Четыре в высоту, четыре в ширину.
Идеальный квадрат.
«Что ты собрался делать? – требует объяснений Боб. – Дай угадаю: уж точно не вздремнуть».
«Я хочу кое-что сделать с рекламным щитом».
«Это не реклама, а уродство. Особенно с учетом того, что на ней нет меня».
Я берусь за ведро с красной краской. «Тебя там нет, потому что ты не участвуешь в представлениях», – объясняю я.
«Строго говоря, меня и здесь, у тебя, тоже нет, – говорит Боб, фыркнув. – Я здесь не живу, я – бездомный по собственному желанию».
«Знаю. Это я так».
Я изучаю нашу рекламу. Провожу две толстые линии, похожие на черенки метлы. Их верхние концы соединены, а нижние – расходятся вниз и в стороны. Потом я соединяю нижние концы еще одной линией, такой же толстой.
