Здесь же игумен Трифон «и со всею братьею благослови великого князя и с его детьми на великое княжение», освободив его от крестоцелования Шемяке («тот грех на мне и на моей братии головах, что еси целовал и крепость давал князю Дмитрию»).
[18] Кириллов монастырь и его братия не только оказали Василию Темному полную поддержку в самую трудную минуту жизни, но и послужили для него своего рода морально-идеологической опорой в его политической борьбе. Итак, старые традиции монастыря — ориентация на Москву и поддержка великокняжеской власти. Именно этим старым традициям противостоят, по словам летописца, «новоначальные» чернецы со своим игуменом, апеллирующие к удельному князю.
Сопоставление с правой грамотой Геронтия позволяет внести в эту характеристику существенную коррективу: «стариной» для Кириллова монастыря было, как мы видим, именно подчинение местному князю, вполне в духе старой феодальной традиции. Владычный летописец без сомнения знает это, но намеренно игнорирует. Как владычный дьяк Федор Полуханов на суде перед митрополитом, так и владычный летописец стремятся увидеть в «старине» только то, что отвечает политическим интересам архиепископа, — черты подчинения монастыря владычной кафедре, не считаясь с тем, что было на самом деле.[19]
Вторая черта, подчеркиваемая летописцем в облике «смутьянов», — их богатство и «высокоумие». Перед нами, по-видимому, отнюдь не рядовые члены монастырской братии, не выходцы из социальных низов или из среднего слоя феодального общества. Богатые и гордые, превозносящиеся своим могуществом — это скорее всего представители феодальных верхов Верейско-Белозерского княжества, тесно связанные со своими князьями. Именно они могут, «мнящися мудрым быти обою родившии», выступить против старых монастырских традиций, обратиться непосредственно к князю, создать сильную оппозицию в стенах монастыря. Кто же глава этой своеобразной монашеской оппозиции? Игумен Нифонт пришел к власти около 1476 г.[20] В последующие годы он получил ряд жалованных грамот от князя Михаила на земли и судебно-податные льготы.[21] Как и в предшествующие годы, княжеская власть удела была достаточно щедра по отношению к крупнейшему монастырю своей земли. Еще одна деталь в характеристике Нифонта — именно он в ночь на 2 февраля 1478 г. совершал обряд пострижения великой княгини Марии Ярославны, превратившейся в иноку Марфу.[22] Обряд был совершен в отсутствие великого князя (находившегося в Новгороде), и неизвестно, с его ли согласия и ведома. Во всяком случае связи вдовой великой княгини с Кирилловым монастырем и его «новоначальным» игуменом налицо. Примерно ко времени ее пострижения относится щедрое пожалование великой княгини. Еще осенью 1477 г. Мария Ярославна послала в монастырь с дьяком Майком 495 руб. «на милостину нищим и на кормли», сопроводив свой дар подробным расписанием, кого и когда «кормити». В течение 14 лет «всякую неделю» монастырская братия должна была получать по четверти зерна, а всего вместе с другими монастырями, близкими к Кириллову, — 300 руб. на 14 лет.
