Лавиния | страница 24
Это еще более разгорячило Лионеля. Целый день оспаривал он у графа каждый взор Лавинии. Трудность говорить с ней, беспокойство скачки, ощущения, рождавшиеся от дивной красоты мест, по которым они проезжали, умные и всегда милые, кроткие ответы Лавинии, искусство ее управлять лошадью, ее смелость и грациозность в верховой езде, ее замечания, всегда естественные и вместе с тем очаровательно поэтические — все это совершенно решило участь Лионеля.
Тягостен был этот день для бедной Лавинии, преследуемой двумя соперниками, из которых ни одному не хотела она оказать предпочтения. Потому-то с особенным удовольствием слушала она любезную болтовню своего шаловливого брата, когда он подъезжал к ней и избавлял ее от двух ее обожателей. Люди, подобные Генриху, — настоящее золото в подобных обстоятельствах.
С наступлением вечера небо покрылось тучами. Все предвещало сильную грозу. Кавалькада ускорила свой обратный отъезд, но оставалось еще больше полмили до Сен-Совёра, когда разразилась буря. Глубочайший мрак одел землю. Женщины стали пугаться; лошадь графа де Моранжи, закусив удила, понесла его во всю прыть; вся кавалькада расстроилась, и только невероятные усилие проводников, шедших пешком, могли предохранить все общество от неминуемой опасности.
Лионель, окруженный непроницаемой темнотой, принужденный пробираться по краям пропасти и тащить за собой свою лошадь, беспрестанно опасаясь обрушиться вместе с ней с утесов, был тревожим еще другим, сильнейшим беспокойством. Он потерял из вида Лавинию и уже более четверти часа искал ее. Блеснувшая молния показала ему какую-то женщину, сидевшую на обломке утеса, возвышавшегося над дорогой. Он остановился, стал прислушиваться и узнал Лавинию. Но с ней был какой-то мужчина. Кому же быть другому, кроме графа де Моранжи! Лионель решился помешать, по крайней мере, счастью соперника и поспешно бросился к сидевшей парочке. Как велика была его радость, когда он увидел не графа, а Генриха! Добрый друг, Генрих уступил ему свое место и даже отошел в сторону, взявшись стеречь лошадей.
Нет ничего величественнее и торжественнее грозы в гористых местах! Глухие раскаты грома, гремя над безднами, повторяются несколько раз в недрах их страшными перекатами; ветер, качающий густые пихтовые леса и преклоняющий их к гранитному подножию утеса, врывается в ущелья, свистит, воет, стонет в них и по временам плачет, как дитя. Лавиния, погруженная в созерцание этой величественной картины, прислушивалась к бушеванию грозы и с нетерпением ждала, чтобы блеск молнии озарил окрестность своим голубым сиянием. Она содрогнулась, когда молния осветила перед ней Лионеля, сидящего на том самом месте, которое за минуту до того занимал Генрих. Лионель думал, что Лавиния была испугана грозой, и взял ее за руку, стараясь ее успокоить. Новая молния показала ему вполне Лавинию. Опершись рукой на колено, с восторгом смотрела она на грозное, величественное зрелище бунтующих стихий.