Когда Томлейя думает о последних днях свергнутой династии, она представляется ей стариком, кормящим голубей в парке. Зерна кончаются, кулек пустеет, и ореол кормежки съеживается до жалкого кружка перед скамьей, и старик смотрит в пустоту перед собой в ожидании другого, кто придет и заберет последних птиц.
Старик уже не мог защищаться, но те, кто шел на него войной, не знали об этом. Прощупать мускулы старого мира, пересчитать трещины в его броне был послан лейтенант Гирландайо, а с ним – Первый разведывательный батальон: четыреста пятьдесят лучевых ружей и одно противотанковое орудие, выстрелить которому оказалось не суждено.
Неудивительно, что именно на это орудие лейтенант возлагал особенные надежды.
Кроме того, помимо людей и оружия, с собой Гирландайо имел подробные инструкции на случай, если придется говорить, а не воевать.
Его записная книжка вмещала десятки и сотни увещеваний для врагов всех политических убеждений, конфессий и сексуальных ориентаций.
Это были страстные и сдержанные, краткие и развернутые речовки и спичи, способные убедить хоть живого, хоть мертвого, лишь бы этот человек руководствовался доводами разума.
Гирландайо не верил в эти слова – и да, они не сработали. Тактические соображения лейтенанта представляли собой сложную смесь ошибок и верных предположений, из которых не следовало ничего, кроме самого факта их существования. Ошибок могло быть больше, а верных предположений – меньше, значение имела сама их совокупность, благодаря которой Гирландайо мог играть роль, отпущенную ему исторической необходимостью.
Как и прочие командиры Освободительной армии, включая самого Джамеда, лейтенант и помыслить не мог, что старый мир уже никому не нужен, и никто из гурабских солдат не поднимется его защищать. Если к столице мятежники подошли без единого боя, здравый смысл подсказывал им, что лучшие силы династия приберегла для защиты своего логова.
Неудивительно, что нервы Гирландайо были напряжены до предела. В конечном счете, это был вопрос самолюбия: если разведку поручили ему, закаленному профессионалу, значит, миссия предельно опасна, и всякая минутная слабость грозит бедой.
В воображении Гирландайо противник был настолько силен, что профессионализм лейтенанта требовал ослабить его любой ценой – например, уничтожением как можно большего количества солдат. Вот почему, едва завидев Когорту, он приказал открыть огонь раньше, чем вспомнил, что сперва хотел поговорить.
