В заключение — краткая хронологическая канва жизни и деятельности Эренбурга в 1931–1967 годы; думаю, читателям его писем она будет не лишней.
1932–1934. «День второй» (поездка по Сибири, работа над романом, его выход в Москве). Эренбург — советский писатель.
1935–1936. Создание Международной антифашистской ассоциации писателей — большой энтузиазм и большие надежды. В 1939-м после пакта Сталина с Гитлером о ней уже никто не вспоминал.
1936–1939. Испанская война. Эренбург — военный корреспондент «Известий». Его газетные репортажи искажены жесткой цензурой (авторской и государственной). Посреди этой войны — пять месяцев в мирной Москве (наверное, самые опасные в жизни Эренбурга). Возвращение в Испанию. Поражение Республики. Жизнь в Париже без дела (отказ «Известий»). После пятнадцатилетнего перерыва Эренбург пишет стихи (наверное, лучшие из тех, что он написал).
1939–1940. Самая трудная пора в жизни Эренбурга. В Париже — ощущение ушедшей из-под ног земли; долгая болезнь. В Москве — слухи о его невозвращении. Гитлеровцы в Париже. Эренбург слышит, как веселые немцы болтают о следующих победах: в России. Он возвращается в Москву и пишет обо всем Молотову (письмо, надо полагать, читалось Сталиным, но в АПРФ свои законы, и они повторяют одно и то же: «Не выявлено»), Эренбургу позволено жить.
1941–1945. Отечественная война. Полторы тысячи яростных статей для центральных, армейских и зарубежных газет и немного горьких стихов. Ненависть немцев, Гитлер угрожает повесить Эренбурга на Красной площади. Поток писем от бойцов и офицеров Красной армии. Перед победой Сталин лишает Эренбурга слова.
1945–1953. Холодная война. Публицистика газетных статей и пухлых романов (сегодня — чтение для дотошных историков). Полуправда, которая — не лучше лжи. «Борец за мир». Награды. Пустые, черные годы тоски и страха.
1953–1967. Оттепель (название слабой повести Эренбурга облетело мир и укоренилось; власти этим недовольны). Борьба за десталинизацию культуры — каждая малая победа стоит сил, труда, воли. Выставка Пикассо, новые стихи, «Французские тетради», очерки о Чехове, «Индия. Япония. Греция». Многотомные мемуары «Люди, годы, жизнь», написанные на пределе цензурного запрета, — никто из его сверстников и не пытался восстановить связь времен в стране с железным занавесом (в пространстве и во времени). Это сделал старый, больной, неравнодушный человек с темпераментом бойца и привязанностями европейца. В последние месяцы жизни он все так же летал в Стокгольм, Париж и Рим, выступал перед разными аудиториями, писал статьи, начал седьмую книгу мемуаров; за несколько часов до смерти, лежа с обширным инфарктом, диктовал письмо знакомой журналистке, бежавшей от военного переворота в Греции — пытался как-то ей помочь…
