– Я не преследую в судебном порядке, сэр. Я просто арестовываю.
Кроу едва сдержался, чтобы не заметить инспектору, что впечатлен его скрупулезным восприятием сказанного. Балби демонстрировал точность формулировок, достойную восхищения. Общение с человеком, для которого слова на самом деле что-то значат, было для Кроу точно глоток свежего воздуха.
Балби, профессиональный знаток людей, внимательно изучал этого необычного ученого. Инспектор уже мог сказать, что внешняя легкость была лишь фасадом, что за этой учтивостью, лоском, обаянием скрывалось что-то иное. Хотя что именно, пока было непонятно. Однако при этом обаяние Кроу нравилось Балби, но не как достоинство, а как проявление слабости. Его просили объяснить, почему праздношатание глубокой ночью кажется очаровательным. И почему обаятельны убийцы, мошенники… Ну, по крайней мере некоторые из них. Тем, у кого чиста совесть, незачем быть обаятельными – это нужно только тем, кто все время настороже. «Вот короли, например, – подумал Балби, – совсем не обаятельны – в отличие от придворных».
В его собственном арсенале обаяние отсутствовало. На самом деле Балби приходилось следить за тем, чтобы не удариться в другую крайность – грубоватую серьезность, которую он никак не мог в себе победить, хоть она ему и не нравилась.
Инспектор не сожалел, что помянул Господа, но досадовал на то, что ему пришлось это сделать. Было бы намного приятнее думать, что имеешь дело с набожным, благочестивым человеком. Не то чтобы Балби часто приходилось иметь дело с набожными людьми; напротив, хлеб с маслом ему обеспечивали нечестивцы. Просто от человека образованного инспектор ожидал иного, чем от преступника. И если Кроу непредумышленно был в разговоре слишком беспечен, сам Балби был – тоже непредумышленно – слишком серьезен и хотел побыстрее вернуться к делу. Ему незачем было провоцировать враждебную реакцию профессора – тот был ему нужен.
– Нам необходима ваша помощь, сэр, – сказал Балби.
– Да? – удивился Кроу. – И в какой области я мог бы вас просветить, джентльмены?
Бриггс ощетинился, решив, что больно уж этот тип напускает на себя важность. И ошибся. Этот апломб шел не изнутри – он был привнесен извне. Если бы сам Кроу попытался понять происхождение этого высокомерия, он связал бы его с трансформацией, произошедшей с ним еще во времена рыцарства и исказившей его сознание. Профессор жалел, что так вышло, но что сделано, то сделано.
– Взгляните вот на это, – сказал Бриггс.
