И кто знает, по какому сплетению мыслей мне захотелось поехать в родной город, а потом в деревню, к подруге Элли, хотя бы денька на два. Подумала, что долго я там не задержалась бы, меня потянуло бы к Конраду.
Но меня беспокоило, что я могу встретить там Теодора Веэма. «Этот гадкий человек осточертел бы своими визитами, мне не было бы от него спасения. Но, как и раньше, я не стану обращать на него никакого внимания, а если и это не поможет, пошлю его к черту, чтобы он и носа не посмел показать. Если он получил мое последнее письмо, которое я отослала перед приходом немцев, его наглость была бы непонятной. Ведь я написала ему, что принадлежу другому и прекращаю переписку. Всегда и всюду он преследует меня. Нашел бы себе женщину и выкинул бы меня из головы».
Так я думала о Теодоре Веэме, и это настолько возбудило меня, что я даже перестала тосковать по Конраду. Погода была ветреная, я забилась в комнату, чтобы остаться одной. Милла готовила на кухне обед, дверь в лавку была открыта. Михкель ушел куда-то в поселок, как видно, ненадолго. Вечером должен был вернуться Конрад. Теперь он не хотел надолго оставлять меня одну. Он очень берег меня, но иной раз был так резок в словах, что не хотелось и смотреть на него.
«Если Конрад не придет вечером, — размышляла я, — завтра же поеду в город, чтобы выяснить, как мне попасть в родные края. Для этого, конечно, требуется разрешение, а разве не опасно мне, жене Конрада, являться в комендатуру? Видно, придется предъявить девичье удостоверение, — впрочем, нового у меня и нет еще, — так что все вроде в порядке. Если бы Конрад достал где-нибудь денег, я поехала бы на целую неделю».
Но день клонился к вечеру, и мысли потекли в другом направлении. «А разрешит ли мне Конрад поехать? Ясно, он будет возражать, и, может быть, я не поеду. А если и поеду, то с тревогой в сердце. Ведь Конрад так странно выражает свою печаль и беспокойство, что все это надолго остается в моей памяти».
И все же я была счастлива, я гордилась, что у меня такой друг. Мне нравился его профиль: резкие линии, высокий лоб, нос с горбинкой… во всем какое-то благородство. Всякий раз, когда я смотрела на него, во мне возникало теплое чувство, легко и глубоко дышалось.
И в этот вечер я вышла встречать его в радостном возбуждении. Я не обманулась: он пришел.
Мне было скучно. Опять я одна. Уходили дни за днями, а я одна. Подолгу ли Конрад бывал со мной? «События развиваются, — говорил он. — Дорого каждое мгновение: надо действовать». И он действовал: держал связь с товарищами, бывал в Тарту на каких-то тайных встречах, говорил, что заводит знакомство с немецкими солдатами. Сердце мое предчувствовало недоброе: хотя Конрад и был очень осторожным, я не могла поверить, что такая деятельность кончится добром.
