– Милая…
Она снова отмахнулась от Финна.
– Я знаю, что ты собираешься сказать. Все это уже не раз твердил мне Руперт: «Это не твоя вина. Любой может быть обманут мошенником». И так далее и тому подобное…
Одра посмотрела на море, но его красота не могла ее успокоить.
– То есть теперь ты чувствуешь себя легковерной дурой, которая подвела семью, и смотришь на каждого нового знакомого через линзу подозрений, спрашивая себя, можно ли ему доверять?
Именно так. Одра повернулась, чтобы встретиться с Финном взглядом.
– Звучит так, словно ты сам прошел через такое.
Он пожал плечами и, шагнув к ней, посмотрел на горизонт.
– Так я чувствовал бы себя на твоем месте.
– За исключением того, что ты никогда не совершишь подобную глупость.
Одра повернулась и пошагала обратно к пляжу.
– Я совершал гораздо большие глупости.
Неужели? Одра повернулась и увидела, что глаза Финна потемнели, словно Эгейское море во время шторма. Его теплые руки опустились на ее плечи.
– Перестань фокусироваться на том, что могло случиться, и разберись с тем, что на самом деле произошло. В любой ситуации можно найти что-то положительное.
– Ну давай, мудрец, назови хоть одно положительное последствие того, что произошло у меня с Томасом.
Финн потер подбородок.
– Ну, во-первых, ты решила, что Фаркухар придурок, и вышвырнула его из своей жизни. Не забывай, что это было запечатлено на камеру.
Одра посмотрела на него и медленно расплылась в улыбке.
– О боже!
Финн поднял бровь.
– Томас пытался уговорить меня передумать, дать ему еще один шанс, а я сказала ему, что мы можем остаться друзьями.
Финн картинно схватился за грудь, словно его ранили в сердце.
– Ой!
– А потом Томас начал произносить высокопарные фразы и нервно вышагивать по комнате, но каждый раз, когда он поворачивался ко мне спиной, я закатывала глаза, а после смотрела на часы, потому что по телевизору скоро должна была начаться программа, которую я ждала.
Финн рассмеялся.
– После Томас заплакал. Очевидно, это были крокодиловы слезы, но тогда я этого еще не знала. Я пошла за коробкой с салфетками и, пока доставала ее, скорчила гримасу.
Одра продемонстрировала ему, как она это сделала. Финн согнулся пополам от смеха.
– Были это крокодиловы слезы или нет, но когда он просмотрит свои шпионские записи, это порвет его эго в клочья. Извините, дорогая, но лучше бы было для него заснять тебя ковыряющейся в носу.
– Я не ковыряюсь в носу! – возмутилась Одра.
Но слова Финна помогли Одре почувствовать облегчение. Она обнаружила, что ей теперь все равно, даже если Томас видел, как она налегает на шоколад или танцует под поп-музыку в одних трусиках. Вспоминая свою смешную гримасу – возможно, прямо перед одной из скрытых камер, – Одра чувствовала себя частично оправданной.
