— Разослать приглашения? — спросил Довид. Он бросил взгляд на стулья за перилами. Он хотел предложить сесть, но не знал, не сочтет ли Хартог это неуважительным по отношению к памяти Рава. Ледяные пальцы давили все сильнее. Левый глаз Довида гудел от боли, сотрясая его лицо каждый раз, когда он моргал. Было сложно сосредоточиться на словах Хартога.
— Предоставь это мне, Довид, — улыбнулся Хартог. — Не стоит себя этим утруждать. Но есть кое-что.
Хартог сделал паузу. Голубой щупалец пробрался ко второму глазу и издавал скрипящий звук, дотрагиваясь до него. Звук был тихим и тошнотворным. Хартог будто не замечал его.
— Довид, ты должен произнести речь. — Довид молчал, поэтому Хартог продолжил. — Ты должен выступить на хеспеде.
— Я не… — начал Довид. — Я недостаточно подхожу для этой роли. Кто-то из гостей выступит, не так ли?
— Совершенно верно. Но тем не менее, как ты прекрасно знаешь, ты должен дать речь.
Довид схватился за перила. Холодный щупалец сильнее схватил глаз. Глаз был хрупкий, покрытый льдом. Довид произнес быстро:
— Нет. Не думаю. Будет много других…
— Никто из них не знал его так, как ты, Довид, — улыбнулся Хартог.
Довид почувствовал тошноту. Сделав два медленных глубоких вдоха, он неподвижно смотрел на темно-красный ковер под ногами. Казалось, это занятие отвлекало его от давления в его глазах, и он чувствовал небольшое облегчение. Все еще глядя вниз, он сказал:
— Я не Рав. Эти люди…
Хартог перебил его:
— Эти люди хотят непрерывности. — Хартог поджал губы и подошел на полшага к Довиду. — Я правда не понимаю, почему такая простая просьба кажется тебе проблематичной. Рав, да будет благословлена его память, ушел. Для общины, может, это и шок, но мы с тобой знаем, что это ожидалось последние несколько месяцев. Ты не можешь, несомненно, быть удивлен, что сейчас с тебя спрашивают эти обязанности. Пора принять помещенную на твои плечи ответственность. Мы не можем без Рава.
Довид опустил голову, схватившись за шею от боли. Леденящий щупалец надавил на глаз, висок, щеку и шею. С громким хрустом щупалец проник внутрь. Его глаз будто раздробился на кусочки. Его поле зрения пересекали белые линии. Кобальтовый завиток гладил то одну сторону лица, то другую, с каждым разом разрезая мышцы и нервы все тоньше.
Речь Хартога казалась медленной, а его черты — напряженными и странно искаженными. А, подумал Довид, снова оно. Мерцающие желтые пятна заслонили лицо Хартога, пока цвет не стал настолько сильным и ярким, что были видны только его глаза. Довид почувствовал в ушах коварный желтый стук.
