— Скажите, нельзя у вас в Москве остановиться? На две ночи всего.
— Отчего ж нельзя, — проводница неторопливо прошла в тамбур.
Саша растерянно шагнул за ними, изумленный таким простым решением: ему ведь тоже негде ночевать. И ему всего на две ночи.
— А я? Мне можно? Тоже, — робея, влез между ними.
Проводница рассмеялась, качая головой: где же ты раньше был.
— Вам негде остановиться в Москве? — высокий мужчина в светлом однобортном костюме курил в тамбуре.
Саша видел его в первый раз. Видимо, из соседнего купейного.
— Андрей Андреевич, — мужчина широким взмахом протянул ладонь. — Будем знакомы.
На перроне, пока хлопотали с багажом, Саша восхищенно рассматривал полукруглую стеклянную крышу в тонких стальных арках. Грандиозный металлический купол словно парил в воздухе. Похожий дебаркадер и во Львове, но он другой, другой...
— Вы впервые в Москве? — улыбалась Наташа, белокурая жена Андрея Андреевича, модная, нежная.
Саша стеснялся ее полупрозрачной блузки с рукавами-фонариками, брошь под воротничком, отвечал в сторону. Он вообще не знал, куда ему смотреть. Звон трамваев, автомобили гудят резко, часто, все бегут. Из высоких, широких дверей вокзала выплескивается толпа: военные, школьники, молодежь, сельские жители, навьюченные тюками, мешками, корзинами, спешат на рынки, торговать молоком, цветами, зеленью. Продавцы с лотками-тележками “Воды”, “Мороженое”, запах мокрого асфальта после поливалки.
Саша задохнулся от вида высотки напротив: улетела тонким шпилем в синее небо — университет, должно быть.
Усаживаясь в такси, успел увидеть черных каменных орлов, что собирались взлететь с башни вокзала по всем сторонам света. Не стереть улыбку с губ — Москва во все окна, — кружатся высотки, набережные, раскинулись широкие проспекты, солнечные пятна, у девушек белые носочки. Во Львове тоже эта мода, но здесь... Ахнул на семиместный черный “ЗИС”-кабриолет с шашечками по борту:
— Такси?
— Нет у вас таких? — радуется Наташа.
Ветер в окно — растрепал чуб. Запах у Москвы другой — холоднее, свежее. Непонятно, что так пахнет: сам воздух, или цветут здесь какие-то невиданные в их краях деревья, нарядные, с блестящей темной кроной, или это духи ее.
— А знаете, почему этот трамвай называется “Аннушкой”?
Он не смотрел на нее — взглядывал, краем глаза следил за ее тихой грацией: необыкновенная. Шляпка на затылке и летние перчатки. Смешно: он украдкой изучает их, они все время поглядывают на него, проверяя впечатление от города, делятся с ним этим городом, щедрые души.
