На углу Восстания и Митавского давали мандарины. Варя ускорила шаг, стараясь опередить тетку в каракуле, спешившую через дорогу к концу очереди. Это ей удалось. Запыхавшаяся Варя спросила: “Кто последний?”, контролируя твердым локтем набежавшую сзади тетку. Стоя в очереди, чтобы не замерзнуть, она сжимала и разжимала пальцы в импортных сапогах на “манке”, постукивала нога об ногу, зарыв подбородок в английскую резинку шарфа, концы которого по моде доходили почти до колен. Валил снег, студеным холодом от земли, продавщица в халате поверх тулупа еле шевелилась.
— Я не буду стоять, — бросила Варя через плечо каракулевой тетке.
Та не удержалась и фыркнула ей вслед: “А так бежала!”
В Митавском переулке домов раз-два и обчелся. Маленький, уютный, он кажется тупиковым, но нет: у дома № 3, похожего на кусок шоколадной вафли, переулок резко бросается направо, вырисовывая букву “Г”. В падающих снежных хлопьях он почти сказочный, ганс-христиановский. Над окнами в четвертом этаже смеются каменные модерновые жабы. Ничего этого Варя не замечала. Задумчиво свернула под арку в глубину дворов, еще арка, не доходя до нужной парадной, спряталась за гаражик покурить. Продуктовые сетки опустила прямо на снег, достала пачку “Стюардессы”.
Она выкурила две сигареты подряд, уставившись в одну точку. Тяжело вздохнула, подняла сумки и направилась к дверям подъезда. Там на пороге, выпуская черного дога, топталась бабка в высоком меховом кепи, Варина мама сказала бы: “Хорошая такая шапочка, богатая”. Подозрительно оглядев Варю, хотела что-то спросить — а вы к кому, например, — но, запутавшись в поводке, передумала.
— Привет, — просипела Ника Светлова, с трудом толкая тяжелую входную дверь, цеплявшую дерматином за пол.
Коммуналка у Светловой — жуть: захламленные коридоры с нецелыми великами и санками по стенам, жирная пыль электросчетчиков, в туалете в шахматном порядке стульчаки на ржавых гвоздях. В кухне, мрачной от соседнего брандмауэра и водосточных труб, утлые тумбы почти вросли в пол, между рамами на закопченной вате — сухие гроздья рябины. Стекла окон уже навсегда в бурых разводах — не добраться до них и до рябины, не вымыть, не навести порядок: огромные рамы рассохлись, шпингалеты в краске по уши застряли в пазах.
— Квартира уникальная — нельзя нам ремонт, — смеялась Ника. — Здесь, куда ни плюнь, дворянские тайны начала века.
