Лубянская преступная группировка | страница 25
Ну, ты и сам это знал.
Конечно. Я им говорил, что выйду из тюрьмы и ради интереса возьму почитать их агентурные дела, сейчас, мол, за деньги можно всё… Они стали меня бояться. Потом меня вызвал к себе начальник оперативной части:
— Зачем ты говоришь, что на агентов есть дела? Ты же знаешь, что на внутрикамерных дел нет?
А я знаю, что на внутрикамерника не то что дело обязательно должно быть, а без подписки о сотрудничестве его нельзя использовать как агента.
Это по закону?
По приказу ФСБ. Более того, без письменного согласия агента с воли (то есть не осуждённого) нельзя сажать в камеру. А без подписки о сотрудничестве нельзя вербовать внутрикамерника. Там есть и такие, кто с воли садится, а есть, кто уже сидит и его завербовали. Но я не стал спорить с офицером. Он, наверное, думал, что я не знаю ихних порядков.
И охотно идут на такую работу?
Кто как. Одно дело гнить в Бутырке, другое — стучать в Лефортово. Тюрьма чистая, аккуратная, вони нет, хотя морально там страшно давят. А тому, кого «разрабатывают», на кого стучат, тяжело везде. Русская тюрьма не наказывает, а ломает человека. Лефортово — морально. Бутырка — тяжёлыми условиями. Лефортово — изолятор строгого содержания для лиц, чьи дела ведёт госбезопасность: шпионаж, серьёзные экономические преступления. Я же сидел там «по подозрению, что ударил». Вдумайтесь, абсурд какой. Почему именно там? Потому что Лефортово морально крушит. Там стены излучают негативную энергию! Раньше ведь это была пыточная тюрьма. Говорят, над Лефортово и птицы не летают. Я два раза на прогулке видел птицу за восемь месяцев. Вроде разговоривают с тобой вежливо. Но день и ночь — рядом агент, всё канючит, причитает, что сопротивляться бесполезно, система сильна, смирись, покайся…
Ты сидел восемь месяцев. Что тебе запомнилось больше всего? Передачи? Образ тюремщиков? Окна? Двери скрипят?
Нет, не скрипят. Тишина. Такой тишины, как там, я нигде не слышал.
В плену у Патрушева
15 сентября 1999 года меня подняли и сказали, что иду на вызов. Так это называется. Ввели в комнату, где происходят встречи с адвокатами. Мой адвокат Вадим Осипович Свистунов сияя показывает бумагу — постановление об освобождении из-под стражи.
— Всё, Саша, — говорит Вадим Осипович, — сейчас пойдём домой. Ты свободен.
Я не верю:
— Да кто же меня отпустит?
Но ведь это решение суда. Закон, по сути.
Да, но всего лишь изменили меру пресечения. Чтоб шёл домой и ждал суда. Судья ведь увидел, что сижу за синяк, что никаких доказательств моей вины в деле нет. Ни одно ходатайство, а я их написал штук двенадцать, прокуратура не удовлетворила. Я вот пишу: допросите свидетеля такого-то. Не допрашивают. А вызывают Понькина и требуют: «Пиши, что Литвиненко бил Харченко». То есть фабриковали липу. Судья Карнаух полистал её и вынес постановление об освобождении меня из-под стражи. Спасибо ему. Нормальный судья у нас — как золотой самородок.