Лубянская преступная группировка | страница 22
Сначала был шок. Просто шок. Первую ночь вообще не спал и смотрел в потолок. В день, когда меня посадили, 25 марта, была мерзкая погода, мелкий снег с дождем, грязь. Я не люблю это время и живу в конце марта ожиданием солнца. А 26-го меня вывели на прогулку. Маленький такой дворик. Шагов пять-шесть в одну сторону и столько же в другую. Смотрю, а небо — синее. И солнце. Я хожу как зверь меж этих стен. Надо мной — колючая проволока, решётка и синее-синее небо. У меня было дикое состояние: в город пришла весна, а меня там — нет. Я здесь, в этом прогулочном дворике, где сыро и холодно. Прогулка рассчитана на час. Походил минут двадцать, больше не мог, сердце рвалось на части. Я в первый раз прочувствовал, что такое ограничение пространства.
В Англии уже прочёл историю, как в Бристольский зоопарк привезли медведя из России. Клетку ему готовили чуть ли не всем городом. Большую вольеру отвели, украсили, бассейн соорудили. Прибыл медведь, его в вольеру запустили, а он повёл себя странно. Три шага вперёд, три шага назад. Ему пространство оказалось ненужным. И красота — ненужной. Только — три шага вперёд, три шага назад.
Я попросил меня с прогулки увести. Меня вывели и сказали: «Больше не просись раньше времени, так не положено». Они на прогулки водят по схеме. Меньше гулять — не по закону.
Почему ты говоришь об ограничении пространства, ведь тебя лишили свободы?
Знаешь, как ни странно, но почему-то именно после ареста я почувствовал какую-то внутреннюю свободу. Как в прыжке с парашютом. Свободный полет. Бояться поздно, хуже не будет. В тюрьме тебя лишают воздуха, еды, человеческого достоинства, но только не свободы, и поэтому тебя пытаются сломать, чтобы и твою внутреннюю свободу у тебя отобрать тоже.
А о чём думал, сидя в одиночке?
Ты не поверишь, но самое обидное было в том, что меня посадили по заявлению человека, которого я задерживал за вооружённый разбой и похищения людей. Лучше бы патроны подбросили. Можно выдумывать разные предлоги, чтобы посадить человека. Но арестовывать за выполнение служебного долга? Для меня, опера, это было просто ужасно. Наверное, звучит наивно, но в тюрьме я «дозрел», сижу и думаю: государство не имеет права сажать человека за то, что он ему служит. Этого нельзя делать.
Когда я вышел из тюрьмы, мои бывшие сотрудники рассказали, что направление, которым я руководил, уже ничем не занимается. С такой целью и «организовал» работу отдела его начальник Сергей Ильич Музашвили. Опер идёт в город, его спрашивают: