Все это не было у Кеккины ни следствием расчета, ни корыстолюбивой интригой. Она, правда, любила роскошь и не могла обойтись без нее. Но у нее был такой решительный характер, и притом она до того верила в судьбу свою, что каждую минуту рисковала хорошим для лучшего. Она всякое утро переходила через Рубикон в твердой уверенности, что на другом берегу найдет царство еще богаче того, которое покидала. Она нисколько не играла роли женщины в отчаянии и не давала притворных обетов. Напротив, в минуты досады с ней делались настоящие нервные припадки. Вольно же было ее обожателям принимать пылкую досаду за жестокую печаль, которая борется с гордостью! Кто ж виноват, что мы даемся в обман нашему собственному самолюбию?
— Однако ж ты ужасно попадешься, — говорил я ей по дороге, — если Нази отпустит тебя с миром во Францию.
— О, этому не бывать! — отвечала она с улыбкой; а между тем, несколько минут назад говорила, что ни за что на свете не склонится на его просьбы.
— Ну, однако же, положим, что это случится. Ведь невозможного тут ничего нет. Что ты тогда станешь делать? Наследственного имения, сколько мне известно, у тебя не бывало, и ты не мастерица беречь подарки, которые получаешь от своих обожателей. За это-то я тебя и уважаю, несмотря на все твои дурачества. Скажи же ты мне, что ты тогда станешь делать?
— О, я буду очень печалиться! Право, Лелио; потому что Нази предобрейший человек. Я проплачу целые… не знаю сколько! Впрочем, чему быть, того не миновать. Если мне суждено ехать во Францию, то, видно, мне нечего уже ждать счастья в Италии. Если я лишусь моего доброго и нежного amoroso, то, видно, во Франции человек, менее робкий, женится на мне и покажет свету, что любовь сильнее всех возможных предрассудков. Будь уверен, Лелио, рано или поздно, а я буду принцессой!.. А кто знает, может, и королевой! Одна старая колдунья в Маламокко предсказывала мне, что я буду царицей, и я этому поверила: видно, значит, это сбудется.
— О, конечно! Доказательство неоспоримое! Приветствую тебя, королева Баратарии[17]!
— Что за Баратария? Новая опера, что ли?
— Нет, это название планеты, которая управляет твоей судьбой.
Мы приехала в Кафаджоло и не нашли там Нази.
— Планета твоя бледнеет, фортуна тебя покидает, — сказал я Кеккине.
Она закусила губы, но потом тотчас сказала, улыбаясь:
— На лагунах всегда туман перед тем, как солнце встает. Во всяком случае, надо подкрепиться, чтобы выдержать удары судьбы.
