Азеф добросовестно докладывал фон Пилладу о своих наблюдениях. К его удивлению, фон Пиллада не интересовало оружие, подкопу и мыслям о побеге он вообще не уделил внимания, как и желанию Алферна уйти из жизни не одному. Более внимательно он выслушивал то, что Азеф рассказывал о проповеднике из барака. Он заставлял Евно вспоминать детали, дословно воспроизводить сказанное и даже записывал все это на странный громоздкий аппарат с двумя катушками, на которых вращалась тонкая коричневая лента.
— Странно, — сказал Азеф, когда они в очередной раз закончили свою работу. — Вы обращаете внимание на смиренного дурака и совсем не опасаетесь тех, кто может представить реальную угрозу.
Фон Пиллад засмеялся, убирая в шкаф свой громоздкий записывающий агрегат.
— В этом мы не одиноки, — сказал он. — Нам есть с кого брать пример!
Он наклонился за столом, роясь в его тумбе, и выпрямился, держа в руках человеческий череп.
— Знаешь, чей это череп?
Азеф равнодушно посмотрел на человеческий череп в руках штурмфюрера. Когда-то высокая лобная кость черепа скрывала человеческий мозг, в котором бушевали страсти, любовные устремления и ненависть, радости, боли и несомненные обиды. Обиды прошли. Осталась бело-розовая, еще не пожелтевшая от времени кость, темные впадины на месте бывших глаз сохраняли укоризненное выражение, отсутствующий нос навевал мысли о люэсе, а испорченные зубы черепа напоминали о том, что человек жил бурной жизнью, полной излишеств и столкновений.
— А какая разница? — спросил он.
— Действительно, — фон Пиллад аккуратно поставил череп на стол.
Сев на свой стул, он некоторое время вглядывался в пустые глазницы.
— Разницы нет, но я скажу, что этот человек был первым посетителем нашего исправительно-трудового лагеря. Его звали Адам Лейбович, не знал такого?
— Не знал, — сказал Азеф. — А вы коллекционируете черепа?
— Разве я похож на некрофила? — удивился фон Пиллад. — Нет, я не собираю черепов, но этому… Этому предстоит особенная судьба. Ведь он некто, вроде прародителя.
Азеф поднял глаза на немца.
— Ты знаешь, Раскин, у человечества особое отношение к черепам, — сказал фон Пиллад. — Кажется, это скифы из черепов побежденных князей делали чаши для вина? Украшали их золотом и драгоценными камнями, и это считалось… как это будет по-русски?
— Откуда мне знать? — огонек интереса в глазах Азефа вновь погас. — Мне не доводилось пить из черепов.
Фон Пиллад погрозил пальцем.
— Раскин умаляет себя, — сказал он. — Конечно, ты не русский князь, но и в жизни Азефа были торжественные дни.
