Но делать этого я так и не стала. Честно говоря, одна мысль об этом кажется предательством.
Разумеется, когда мама спросила, что я нашла, – следовало ожидать, что она не забудет, как терьер не забудет про кость, – я ответила:
– Все в порядке. Я посмотрела. Ничего нет. Можешь перестать обо мне беспокоиться.
Последовало молчание.
– Я никогда не перестану беспокоиться о тебе, малыш.
Я нажала отбой.
Правда в том, что она права. Я ничего не знаю о Даге. Только то, на что намекнул босс во время собеседования со мной, – что с его прошлым Даг хорошо подходит для этой работы. Отваживать браконьеров, например. Когда Дага спросили, какой из коттеджей он хотел бы занять, он выбрал самый отдаленный, у подножия Мунро, без деревьев вокруг, без вида на озеро. Это бесспорно самый худший из всех домиков, он явно выбрал его за расположение. Мне вполне понятна тяга к одиночеству. Но потребность в дополнительной изоляции в такой дикой глуши вызывает вопрос: от чего он пытается отдалиться?
* * *
– Куда мы идем, Даг?
– Уже недалеко, – ответил он.
Тревога моя нарастала, желание повернуть назад, обратно к Охотничьему Дому, сделалось почти неодолимым. Но я упорно брела за Дагом. Под сенью сосен слышался лишь скрип наших ботинок по свежему снегу.
Впереди показался водопад, деревянный мостик над ним, чуть выше – здание насосной станции, бывшая мельница. Обычно сюда можно дойти за десять минут. Но сегодня понадобилось не менее получаса.
Я увидела большие отпечатки ботинок Дага на мосту – наверное, он тут стоял и смотрел вниз. Никаких других следов, отметила я. Да и откуда им взяться. Снег идет уже несколько часов. Любые другие следы, в том числе погибшего гостя, давно уже засыпаны.
– Там. – Даг махнул рукой.
Я осторожно ступила на мостик. Сначала ничего не увидела. Ущелье довольно глубокое, я остро ощущала присутствие Дага за спиной. Достаточно легкого толчка, и я полечу вниз, на камни. Я покрепче вцепилась в перила, но они хлипко зашатались под руками.
Я всматривалась в белую пустоту внизу, но не видела ничего особенного. Снег, лед и камни. Я обернулась к нему:
– Даг, я ничего не вижу. Там нет ничего.
Даг нахмурился и ткнул куда-то пальцем.
Взгляд мой скользил по выступам камней, увенчанным пышными шапками снега, и вдруг он возник перед глазами, проявился в белой монохромности – словно на стереограмме.
– Боже.
Это был скорее выдох, удар под дых, а не слово. На прежней работе я навидалась трупов. Уж точно больше, чем другие люди. Но так и не привыкла, ужас первого момента никуда не делся. Это всегда потрясение – глубочайшее потрясение – оказаться лицом к лицу с неживым предметом, который раньше был человеком. Человеком, который совсем недавно думал, чувствовал, видел, а теперь лишь кусок холодной плоти. Я ощутила, как подступила тошнота, такое знакомое чувство. В медицинской школе нам говорили, что со временем это пройдет, «вы привыкнете». Но, похоже, у меня так и не прошло. Я снова оказалась не готова, хотя и знала, что предстоит увидеть. И здесь смерть застала меня врасплох. А я-то думала опередить ее.
