Знать надо как можно больше книг. Но при этом чтение не должно быть случайным. Хорошие книги надо намечать, искать встречи с ними, преодолевать, как некие рубежи. Начитанность, приобретенная в детстве и юности, — огромный плюс в зрелости для человека любой специальности. Уверен, что без общей начитанности человек просто не может в полной мере состояться как мастер своего дела, будь он пекарь или токарь, шофер или врач…
Саньке подарили радиоуправляемую машинку. Он все играл да играл, все жужжал да жужжал ее моторчиком. Потом вдруг заметил, что в коридоре она движется медленнее.
— Папа, — спросил удивленно, — она что, темноты боится?..
Наигравшись, беседуем «за жизнь». Рассказываю Саньке, что в нем — половинка от папы и половинка от мамы. Санька мгновенно осваивается с этим.
— Знаю, знаю! От папы у меня — озорная половинка, от мамы — нежная. Мамина половинка слева — там сердце, а в сердце нежность. Папина половинка справа, там печень, она делает настроение. Мало желчи печень сварит — будет много озорства…
Мой дневник превратился в своеобразный нравственный закон. Если Санька или Алеша совершат что-то «пограничное», то ли плохое, то ли хорошее, они спрашивают у меня:
— Папа, ты это запишешь?..
Когда я отвечаю утвердительно, они радуются. Они воспринимают записывание как поощрение. Записываю я, по их мнению, только самое хорошее. Когда я говорю: «Не запишу…», они требуют уточнения. Надо им объяснить, почему я не хочу записывать — неинтересно это или плохо…
Дневник отца как воспитательное средство — это, видимо, сугубо наше. Во всяком случае, я об этом пока что не читал.
…После обеда и отдыха снова гуляем на улице… Встречный парень, везущий малыша в коляске, интересуется, который час. Я отвечаю. Едва отходим, Саня спрашивает:
— Папа этого малыша моложе тебя?
— Моложе, — отвечаю. — Ну и что?..
— Ну и что!.. — подхватывает Санька.
Но я чувствую, что его сомнения насчет относительной ценности двух пап с этим возгласом не исчезли.
— Значит, кто моложе, тот и лучше? — говорю. — Тогда, выходит, я к Леше должен относиться лучше, чем к тебе. Он же младше тебя…
— Нет, и к Леше, и ко мне нужно относиться ласково, пока не провинились. А мне везет, правда? Я что-то давно уже не провинялся… Наверное, умнее стал…
Так мы идем и неторопливо разговариваем. Дождался-таки хорошего времени, когда можно на равных поговорить с подросшим сыном…
Не только говорить, но и по музеям стали ездить. Саньке интересно. В Музее Арктики и Антарктики и в Музее этнографии, например, он заставил меня по три раза обойти всю экспозицию. Правда, по возвращении домой быстро остывает. На другой день после поездки спросишь у него что-нибудь — не помнит, не может сказать. Но проходит еще несколько дней, и позабытая поездка вдруг словно всплывает из неведомых глубин — Санька обнаруживает, что кое-что помнит, снова задает вопросы…
