Где ваш дом, дети?.. | страница 22
— Саша, ты меня не узнаешь? Я бабуля Нина!
— Нет! — сердито ответил Санька. У моей бабули очки!
Старушка тут же вынула из сумочки очки и надела.
— Видишь, — сказала, — у меня есть очки!..
Санька озадачился, думал-думал, при этом ни разу не оглянулся на бабулю Нину, которая стояла позади него. И вдруг его осенило:
— Моя бабуля вся в белых волосах!..
Он сказал это радостно и посмотрел на встречную бабушку с видом победителя…
Дома, незаметно для самого себя, он породил новый вариант библейской суеты сует или сказки про белого бычка…
Лежат на диване два пистолета: пластмассовый и металлический. Я взял пластмассовый и стал «бахать». Санька тут же схватил металлический.
— Когда поиграешь? — спросил Санька.
— Скоро! — сказал я и снова стал «бахать».
— Поиграешь и отдашь? — спросил Санька.
— Ну конечно! — подтвердил я, продолжая «бахать».
— Уже наигрался? — спросил Санька, протягивая руку.
— Давай на обмен! — сказал я, отдал пластмассовый и взял металлический.
Санька стал было «бахать» пластмассовым, но, увидев, что я щелкаю курком металлического пистолета, остановился и стал смотреть.
— Когда поиграешь? — спросил снова…
Возил по полу свои машинки. Потом поднял голову, бросив игрушки. Постоял, подумал о чем-то, посмотрел на бабулю, на меня и сказал убежденно:
— Саша лучше всех!..
Тут галки за окном раскричались, будто не соглашаясь. Послушав их, Санька подошел ко мне и спросил озабоченно:
— Папа, что это галки так разворонились?..
Получив ответ, подошел к бабуле и попросил:
— Бабуля Нина, присядь на горсточки — в ушко пошепчу!..
Мы не сразу поняли, что так в его интерпретации звучит «на корточки».
Бабуля присела и слушала. А я подумал о том, что дети воспринимают на слух все языковые бесценные богатства, накопленные до них. При слуховом восприятии неизбежны искажения, неправильное толкование слов. Отсюда и идет безудержное детское словотворчество, порой смешное, порой удивительно яркое и свежее. Порой абсолютно непонятное для нас…
— Что у мамы на платье? — спрашивает Санька и глядит хитренько.
— Узоры, — говорю я.
— У мамы на платье день и ночь!
— А почему?
— А потому!..
Начинаю ломать голову, откуда он взял эти «день и ночь». Ничего особо светлого и особо темного на платье нет. Обычное зеленое платье, украшенное узорами из вышитых цветов. Единственное, что мне удается придумать: видимо, зеленый фон Санька принял за «день», а узоры — за «ночь»… От собственных размышлений у меня остается чувство досады — как неуклюже, неповоротливо наше взрослое логическое соображение. А детские взлеты фантазии прихотливы и непредсказуемы. Они манят, тревожат своей иномерностью. Их не разложить по полочкам. — обязательно остается элемент необъяснимого…