Ах, просыпайтесь скорей, идемте со мной.
А.Горохов "Пассажир".
/декабрь 1996г./
- А почему?.. Ты не обидишься?
- Не знаю, должно быть, нет, а что?
- Почему ты говоришь со мной всегда в насмешливом тоне, будто издеваешься, как с...
- Куклой? Постой, но я таким тоном говорю почти со всеми, ты же подслушиваешь мои телефонные разговоры, неужто не заметила?
- Для тебя все - куклы...
- Ну, да, наверное. А что, так плохо быть куклой? или вы все хотите, чтобы я вас воспринимал всерьез?
- Но они такие же, как ты, неужели...
- Постой. Во-первых, не такие же, а как раз совершенно иные. Кто тебя подобрал с помойки? Я. Никто другой бы это не сделал! Скажи, разве относясь серьезно к тебе, ко всему миру, ко всему его искусству, я бы смог писать стихи, песни, картины? Разве относясь серьезно к своим собственным чувствам, я не валялся бы сейчас на койке в Ганушкина или ещё подальше. Я бы спился, сошел с ума, стал таким же быдлом, как те многие, кто "воспринимают всерьез"! Я живу, дура, я хочу жить, чего бы мне это ни стоило! Если бы я "воспринимал всерьез" религию или политику, разве я сидел бы сейчас в этом говне? Ведь, когда мне было лет двенадцать, я хотел уйти учиться в Духовную семинарию, кроме шуток, я мечтал стать попом, монахом. Ну, и тем бы стал - таким же дебилом, как они, напыщенным самодовольным ублюдком со значительным выражением лица?!
- А кем ты стал?
- Я?
Он рассмеялся. С пафосом было говорить легко, обличая "их нравы"... И в самом деле, кем?
"А ведь я имею право обвинить общество, время, конкретных людей - в том, что из меня в итоге не по получилось ничего стоящего. Разочарования в любви? разочарование в себе как в художнике? Нет, все не то. Я бы мог стать наркоманом, так ведь не стал же. Погибнуть? покончить с собой? Уехать странствовать, бомжевать, бросить дом, - нет, не смог бы. Кем же? Стал ли я поэтом, писателем, музыкантом? Нет, нет, опять не то. "Это не те слова, Марта..." Поэтом меня могут назвать другие, а то, что я скажу: вот, мол, поэт... Поэтом меня должны назвать читатели, музыкантом - слушатели... Если, конечно, должны. Так кем же я стал? Человеком? Но я и был человеком, а теперь - человеческого все меньше и меньше. Я не азартен, меня не интересует ни мода, ни светская жизнь. "Бегство в религию", как пишет мне "тест Люшера", - но и в "бога" я не очень-то верю. В музыкальном мире у меня не так много знакомых, я ведь не живу в этом мире. Художники, богема? Боюсь "богему". Грязные они. Поскольку я не пью и не курю, я совсем не вписываюсь в подобные кампании. Я не голубой, я не люблю ни "хэви-металл", ни "рейв". Битломан? Но где теперь битломаны? Пропитые рожи веселых тусовщиков меня всегда пугали. С кем я могу жить одной жизнью? У меня очень специфические вкусы в литературе, человек, такого склада ума, как я, казалось бы, должен любить, скажем, французский символизм, а я его терпеть не могу. Потому что он был придуман пьяницами и развратниками. Моим другом мог бы быть Кальвин или Гитлер, вероятно, - я хотел бы воспитать таких людей, как они, воспитать так, чтобы мир - дрогнул. И вместе с тем, я боюсь давить тараканов, я их смываю водой. Я боюсь вида крови, фильмы ужасов меня не развлекают. У меня почти нет желаний. Я никогда не буду делать то, что мне сделать сложно. Но больше всего - я боюсь физической боли, последний раз я порезал себе палец года четыре назад и до сих пор вспоминаю об этом с содроганием. Я не хочу иметь семью, я не желаю размножаться - к чему плодить уродов? а потом, где гарантия того, что однажды я просто не убью своего ребенка? Кем я стал? Я могу существовать..."
