Смит помог ему выбраться, истерически смеясь. Он даже не заметил, как выбросил свое пиво во время полного фиаско.
– Заткнись, Уэлдон, – произнес Норман, вставая. Его ноги замерзали и он был сильно смущен. Конечно, ведь он ошибся насчет льда.
– Вот дерьмо, – вдруг произнес Смит. – Норман, взгляни на это.
Его лицо побледнело так, будто именно он упал в воду.
Уэлдон указывал на водохранилище, в ледяную воду, которая чуть не забарала его друга. Он обернулся по указанию, сначала не увидев абсолютно ничего, а затем безошибочно поняв, о чем шла речь.
В темной воде что-то плыло. Оно было бледным и практически не двигалось. Норман увидел, как в предмет вонзился кусок льда и отскочил. Он понимал, что видит, но разум отказывался принять это. Потом он заметил голую грудь и, казалось, именно этот факт вернул его в реальность.
– О, Боже, – только и смог проищнести Норман.
Они оба молча уставились на тело, которое вяло покачивалось на волнах, навечно уставившись в небо.
Когда стало ясно, что диван не позволит им разойтись, Блэк с Рамиресом перебрались в спальню. Там, среди свечей и груды простыней, они снова заговорили.
– Как отнесется Роуз к моему переезду? – спросил Рамирес.
– Не знаю, – ответила Эйвери. – Я поговорю с ней. Но тот факт, что ты волнуешься об этом, лишь заставляет меня еще больше хотеть этого… А также задуматься о том, не стоит ли тебе взять второй раунд перед тем, как мы отправимся спать.
– Должен сказать… это было бы довольно странно. Мы не просто будем работать и жить вместе. Если ты согласишься принять звание сержанта, то станешь еще и моим боссом.
– Давай пока останемся в настоящем, – сказала она, игриво потянувшись за простынями и нежно обхватив его. – Здесь и сейчас я итак босс.
– Твоя взяла, – ответил Рамирес. – Но, если серьезно, я думаю, тебе стоит согласиться. Ты же видишь, что О’Мэлли и Коннелли уже относятся к тебе так, будто ты приняла его. Они очень много думают о тебе.
Эйвери кивнула. Она знала, что так и есть, хоть ей было очень сложно принять это.
– Кстати, я тоже, – добавил он.
– Я знаю.
Это было довольно самоуверенно, но Эйвери не сомневалась, что Рамирес влюблен в нее. Ей казалось, что и она его любит. Но, учитывая их работу и то, с чем они встречались ежедневно, оба были не готовы произнести подобные слова вслух. Блэк говорила это лишь двоим в своей жизни. Первый парень был глупой влюбленностью в девятом классе, а второй ее мужем. Это было просто глупое слово, но она знала, как сильно оно изменило бы все, вылезя наружу.
