Через некоторое время в кабинет заглянул Воропай. Я и с ним перекинулся дежурными фразами: «как ты?», «как жизнь?», «семья?», «работа?». Сам из Харьковской области, Воропай тоже, как и Сахно, женился на харьковчанке и теперь жил у нее. У него двое детей. Это обрадовало меня. Воропай до того, как Сахно забрал его к себе, мытарился по разным предприятиям так же, как и я, перебиваясь на копейки. Теперь его жизнь, благодаря Сахно, наладилась, чего не скажешь обо мне.
— Вот только честный слишком, — сыронизировал Сахно, укладывая последние бумаги в кожаный портфель.
— В смысле? — не понял я.
— Как отпускает товар, никогда не сэкономит для фирмы — все чики-чики, как в аптеке.
Я усмехнулся:
— Разве это плохо? Это лицо фирмы.
— Скорее Колькино лицо.
Мы рассмеялись.
— Ну ладно, вы тут еще посплетничайте, а я полетел: дел невпроворот, — сказал Сахно и выскочил. Мы с Николаем не стали сидеть в кабинете, вышли на улицу.
— Ты сейчас на обед? — спросил я.
— Да, здесь через дорогу кофейня, мы всегда в ней обедаем. Еще к нам заглянешь?
— Вряд ли. Заеду в одно место и обратно домой. Буду искать работу.
— Где же?
— Не знаю, еще не решил. Может, куда-нибудь съезжу — мир не ограничивается родным прудом.
— Наверное, так, — посочувствовал мне Воропай и довел до остановки автобуса. — В центр тебе лучше на этом. Приезжай, как сможешь — встреча со старыми приятелями всегда как-то окрыляет, ты будто вдыхаешь свежего воздуха…
Я его понимал. Мы распрощались. Я не знал, попаду ли еще когда-нибудь в Харьков, город моей юности, моей мечты, город Бориса Чичибабина и Миколы Хвылевого, вторая некоронованная столица Украины, моя безответная любовь…
«На Павловом поле, Наташа, на Павловом поле
мы пили за дружбу, но все это было давно,
и, если остался осадок из грусти и боли,
пусть боль перебродит и грусть превратится в вино…»
— всплыло у меня, когда я сквозь стекло автобуса печальными глазами глядел на удаляющегося в бесконечную даль Воропая.
До поезда оставалось часа три. Не приходил бы поезд поздно домой, можно было бы еще побродить по знакомым улочкам в центре, посетить любимые места, потеребить душу. С другой стороны, приеду я сейчас на вокзал, что буду делать два часа: тупо сидеть в зале ожидания? Приятного мало.
Я вышел у парка Горького и по Советской (здесь когда-то снимали «Адьютанта его превосходительства») прошел пешком до площади Ленина (говорят, второй по величине в Европе) и дальше к парку Шевченко, где любил гулять в студенческие годы. И если у памятника Ленину с красными знаменами митинговали коммунисты, то у памятника Шевченко толклись гладковыбритые хлопцы с длинными усами и не менее длинными чубами — «оселедцями», в вышиванках, с «жовто-блакытными» стягами, ратующие за «вiльну Неньку-Украïну». А чуть дальше, на аллее к зоопарку четверо размалеванных кришнаитов в оранжевых сари в танце под трамбон воздавали хвалу Кришне.
