Она замерла тоже.
Потому что это зрелище пустило ее сердце галопом. Да, она каждую ночь видела его голым, но это уже почти превратилось в привычку, Так что в полуодетом виде он показался ей необыкновенно эротичным.
Она вовсе не собиралась провоцировать его, но совершенно непроизвольно ее розовый язычок высунулся и медленно облизал пересохшие губы. Но, судя по напрягшимся мускулам его обнаженного торса, все-таки спровоцировала.
Она стояла в длинной кружевной ночной сорочке, спиной к яркому свету, так что он мог видеть сквозь просвечивающуюся ткань все изгибы ее тела. Ему стоило огромного труда поднять глаза и посмотреть ей в лицо, когда он спросил:
– Что-то случилось?
Она покачала головой:
– Я просто услышала шум и проснулась.
Он виновато развел руками, указывая на жокейские сапоги, валявшиеся на мраморном полу:
– Прости, я, должно быть, слишком шумел.
Она хотела попросить его нарушить свои железные правила и поцеловать ее. Прямо сейчас. Прямо здесь. Не важно, что он был потный и весь в пыли. На секунду ей показалось, что это возможно, столько желания было в его темных глазах и чувственной улыбке.
– Прости, что разбудил тебя.
– Я не против.
– Зря. Беременной женщине нужно высыпаться. Иди в постель, Ханна.
Отогнав воспоминания, Ханна надела протянутый служанкой шелковый пеньюар. Может быть, так всегда бывает в отношениях? Всегда хочется больше, чем можешь получить, даже если получаешь немало. И не потеряет ли она в погоне за этим большим то, что у нее уже есть?
Поэтому она была благодарна за те знаки внимания, которые Кулал ей оказывал, и только молилась, чтобы его сердце оттаяло еще хоть чуть-чуть. Однажды утром он взял ее с собой, и они полетели на северо-восток Заристана, на берег моря, где у шейха была прелестная уединенная вилла. Телохранители там были только женского пола, так что Ханна могла всласть наплаваться в бирюзовых волнах Мурджанского моря. Шейх сидел на берегу под тентом и пил ледяной шербет, улыбаясь каждый раз, когда Ханну окатывала теплая волна и она взвизгивала от удовольствия.
– Не хочешь присоединиться ко мне? – спросила она застенчиво.
Как ни странно, он отказал ей не сразу, а чуть помедлив, и это секундное колебание вселило надежду в душу Ханны. Он почти согласился на близость, не связанную с сексом.
Надежда – опасная штука. Она подобна сорняку – стоит раз завестись, растет без удержу. Ханна не знала: ей только кажется или его ночные визиты и впрямь становились все длиннее? Прошлой ночью он покинул ее почти на восходе. Она открыла глаза и смотрела, как он одевается в предрассветном сумраке, мучительно желая удержать его. Но она не смела этого сделать, помня унижение первой ночи.
