Глубокой ночью друзья очутились на улице Кордие, где Руссо снимал комнату. Оттуда они направились к дому Дидро. И тут настал черед исповедоваться основателю «Энциклопедии».
Он был не менее откровенен, чем Руссо, рассказывая о прошлом.
Оно тотчас встало перед ним как живое.
И потом, когда, лежа в постели, Дидро тщетно пытался уснуть, картины детства и юности вновь продолжали одолевать его, сменяя одна другую.
1. МОЙ ДОМ — МОЯ КРЕПОСТЬ
Детство...
... Что вспоминается ярче всего?
Конечно же, яркое пламя камина.
Тоже вечер. Гостиная в старом отцовском доме. И сам мэтр Дидье Дидро, «Дидро-старший», как величал он себя, в огромном плюшевом кресле, со взглядом, устремленным на весело потрескивающие угли.
Его лицо. Спокойное, удовлетворенное. И голос. Тоже спокойный, уверенный.
Долгими зимними вечерами любил он, собрав домочадцев, проповедовать им истины, почерпнутые из своей нелегкой трудовой жизни.
— Дети мои, — говаривал он, — отец ваш являет пример того, как человек простой и незнатный, если только он думает о боге и всегда поступает справедливо, может своими руками создать благополучие семьи...
Мэтр Дидье был религиозен, но верил в удачу.
Сын третьего сословия, он знал свою генеалогию не хуже, чем какой-нибудь принц, герцог или маркиз. Знал и гордился ею. Много раз слышал от него Дени, Дидро-младший, историю своей семьи.
Все Дидро родились и жили в Лангре.
Все занимались ремеслами.
Имелись среди них бочары и стекольщики, кожевенники, каретники и шорники. Но прежде всего члены рода Дидро прославились изготовлением ножей и хирургических инструментов.
Вероятно, ножовщиком был первый из Дидро, оставивший след в документах Лангра, — Антуан, родившийся в 1596 году и имевший ни много ни мало четырнадцать душ детей.
Старший сын Антуана, Николя, наверняка был ножовщиком, а среди внуков основателя рода их числилось уже до полудюжины. К ним принадлежал и мэтр Дидье, поднявший на особенную высоту это ремесло в родном городе, но не сумевший передать его своим детям.
Дидро-младший хорошо знал, что старик скорбел об этом, хотя и тщательно скрывал свои чувства.
Помнил Дени своего отца в фартуке и старой рабочей куртке, за большим точильным кругом или у наковальни, с тисками или молотком в руке, тихонько мурлыкавшим себе что-то под нос. В таком виде почтенный ножовщик выступал обычно в течение всего будничного дня. И хотя он имел двоих подмастерьев, немалую часть работы он всегда брал на себя.
