Все это время Павел сидел задумчиво и молчал.
Петр исподтишка наблюдал за ним.
Потом он встал и беспокойно заходил по комнате. Его красивое, точно майская роза, девичье лицо потемнело, добрые голубые глаза налились злобой. Подойдя к горевшей на столе перед Павлом свече, он принялся ковырять в погасшей трубке и разжигать ее. На мгновение свеча осветила его ангелоподобное лицо, на котором теперь появилось что-то дьявольское.
Обернувшись к жене, он с усмешкой бросил:
— Слушаю я, Шокица, как ты болтаешь, и думаю, чего это ты себе накапала в глаза? И ради кого так принарядилась и суешься в разговор, который тебя не касается? Неужто о детях станем пустовку спрашивать?
Все вздрогнули.
Правда, он и раньше подозревал, что Варвара употребляет какие-то французские капли, чтобы придать больше блеска своим глазам, но говорил об этом только в шутку. О том же, что она бездетна, Петр никогда при других даже не заикался.
Варвара, широко открыв глаза, словно окаменела.
Анна взвизгнула и закричала на Петра.
Юрат поднялся и подошел к брату, собираясь ему что-то сказать.
Однако прежде чем кто-либо успел что-либо сделать, Павел стремительно вскочил со стула, оттолкнул Юрата, встал во весь рост перед Петром и схватил его за грудки. Он был выше его почти на голову и заслонял его своими широкими плечами, поэтому никто не видел, что между ними происходит. Однако между ними ничего не происходило.
Трясясь от бешенства, Павел только бормотал что-то невнятное.
Петр, по-прежнему улыбаясь, старался скинуть руку Павла со своего мундира и говорил ему прямо в лицо со спокойной ненавистью:
— Отойди, тебе говорят! Чего, каланча, вмешиваешься? Если ты решил стать нашим квартирмейстером и переселить нас в Россию, то ведь ты еще не следственная комиссия, чтоб смотреть за нашими женами! Уж не хочешь ли ты защищать жену от мужа? Лучше бы свою берег!
Юрат бросился между ними, но Павел внезапно отпустил Петра.
Хотя Юрат был тяжелым, как слон, Петр легко оттолкнул его и крикнул, впиваясь в него глазами, полными ненависти:
— Отойди! Не лезь в это дело, если тебе жизнь дорога. Сам видишь, что у нас тут происходит. И все из-за этого подстрекателя, этого вдовца. Словно я виноват в том, что у него умерла жена. Уйди, толстяк, добром тебя прошу!
А когда Юрат, потрясенный злобным взглядом Петра, нехотя отступил, Петр, ни на кого не глядя, вышел из комнаты.
Анна громко заплакала.
А та, которой это больше всего касалось, сидела молча, только в глазах ее можно было прочесть, что́ произошло мгновение назад. Все это время она не спускала глаз с Павла и с мужа. На ее лице играла непонятная улыбка. Видела она одного Павла и говорила, похоже, одному Павлу. Когда Петр вышел, а невестка подошла к ней и, плача, обняла ее, Варвара спокойно сказала:
