— (:^(|)=
Немо прошел в кухню. Первым делом его взгляду предстали юбка и ноги в чулках. Их обладательница стояла на табуретке и что-то доставала из буфета. Чулки были чуть великоваты и немного сползли. Выше пояса ничего видно не было.
— Здравствуйте, — сказал Немо. — Извините?
— Немо, — раздался голос женщины. — Садись.
Он сел.
— Ты наверняка знаешь, кто я. — Ораковина медленно слезла с табуретки и повернулась к Немо. У нее было приятное дряблое лицо, умные, широко расставленные глаза и доброжелательная улыбка. Кожу покрывали пятна: не легкомысленные конопушки юности, но серо-буро-желтоватая крапинка, которая приходит с годами, — свидетельство жизненного опыта.
— Рад вас увидеть, — вежливо сказал Немо.
— Тебе повезло, что ты меня видишь, — ответила она и закурила, не сводя с Немо пристального взгляда.
— Разумеется, — произнес Немо. — Уверен, вы очень заняты.
— Не в этом смысле, — улыбнулась Ораковина. — Я хочу сказать, что мало кому удается увидеть мое лицо. Мои карапузы, — она кивнула в сторону прихожей, — обычно видят лишь юбку и ноги, когда я целыми днями кручусь, останавливаясь только для того, чтобы запустить в кошку кастрюлей.
— Понял, — ответил Немо, хотя на самом деле ничего не понял.
Ораковина улыбнулась.
— Нет, ты не понял. Но это не важно. — Она отвернулась, чтобы закрыть дверцу буфета. — И не беспокойся из-за вазы, — добавила она.
На столике сбоку стояла красивая синяя ваза.
— Ммм, — проговорил Немо.
Ораковина повернулась, и лицо ее стало чуть менее искренним. Быстро-быстро шлепая ногами, она подбежала к столику и локтем столкнула вазу. Та упала на линолеум и разбилась.
Немо вежливо молчал. Ораковина села против него и в задумчивости выпустила дым.
— Ну, — сказала она. — Вот, значит, и ты.
— Вот и я.
— Шмурфеус хотел, чтобы мы увиделись, — объяснила женщина, подаваясь вперед. — Он возлагает на тебя очень большие надежды.
— Правда? — спросил Немо, которому такая мысль до сих пор не приходила в голову. — Серьезно?
— О да. Он надеется, что ты — тот, кто всех нас спасет. Он думает, что ты — Никто.
Немо попытался переварить услышанное.
— Никто, — кивая, повторил он. — Не представляю, что это значит.
— Ну, — сказала Ораковина, закуривая вторую сигарету, хотя первая, недокуренная, по-прежнему торчала у нее во рту, — я знаю, что ты не знаешь, золотко. Чтобы понять, как важен Никто, нужно понимать саму МакМатрицу. Разумеется, ты ее не понимаешь. Хочешь скуби-снек? — Она указала на кухонный стол, где стояла тарелка обычных с виду галет.
