— «Объясни мне, Марта Джонс, что именно тут происходит?»[2]— очень кстати подвернулась Ли реплика в комиксе, которую он озвучил вслух.
— Ты та-а-ак повернут на этом Докторе, — усмехнулась Крис.
— Могло бы быть и хуже.
— Куда уж хуже?
— Я мог бы его косплеить, бегать по городу со звуковой отверткой и называть тебя Мартой Джонс.
Крис рассмеялась и взглянула на его комикс:
— Что за история?
— Называется «Забытое», — Ли показал обложку с изображением трех Докторов, у каждого их них были расширенные вытаращенные глаза, придававшие им уродливый вид манекенов в витрине, как будто сквозь прорези в пластиковых масках вставили тусклые стекляшки:
— Последний Повелитель Времени потерялся во времени и в лабиринтах собственной памяти. Он забыл свою жизнь, все предыдущие регенерации. Совсем ничего не помнит.
— Горе-то какое, — съехидничала Крис, беззастенчиво потешавшаяся над его фанатичным увлечением. — Интересно хоть?
— Еще не знаю, я только начал, — он перевернул комикс на новую страницу и с выражением зачитал: — «Кто или что ты такое?»
— Я конгломерат атомов с неисчислимым количеством возможностей, — напевно начала Крис с шутовской торжественностью, — я торжество белковой жизни! Я фазово-обособленная форма…
— Ой-ой-ой, какие мы умные! Откуда такие познания?
— Из одной умной книги.
— Ага, как же. Википедии начиталась?
— А вот и нет!
— А вот и да! Признайся.
— Ладно, признаюсь, — Крис пожала плечами. — Можно подумать, ты ее не читаешь.
Ли сделал загадочно-непроницаемое лицо. Признаться в чтении Википедии было ниже его достоинства юного логика и философа.
Небо за окном стало фиолетовым и плотным, как черничный джем, фонари холодно белели. Единственный стоявший на противоположной стороне улицы дом был погружен во тьму, должно быть, хозяева еще не вернулись с работы, или уехали в отпуск, или их похитили инопланетяне, Ли было плевать. Иногда он думал, что не заметил бы, даже если бы на Земле случился ядерный взрыв, и все живое бы вымерло. Люди его ни капли не волновали и не интересовали. Все, как один, они казались ему глупыми и чужими, смутными тенями, скользившими за его спиной или раздражающе маячившими перед глазами.
Раньше он задумывался над тем, нормально ли его равнодушие, но затем бросил попытки разобраться. Какой смысл, если все равно себя не переделать? Иногда по телевизору он видел кадры автокатастроф, где показывали окровавленных жертв с оторванными конечностями, или репортажи из стран третьего мира с опухшими голодающими детишками. Он смотрел на них и ничего не чувствовал, как будто разглядывал плохие, набросанные обрывочными штрихами рисунки, не способные затронуть душу, что на них ни изобрази.
