— Мир, — он улыбнулся в ответ.
Все снова стало хорошо и правильно. Привычный порядок вещей восстановился.
Они начали болтать о какой-то незначительной школьной ерунде и вскоре опять растянулись рядышком на диване, вернувшись к чтению.
Ли, не глядя, пошарил по полу рукой, притянул к себе валявшуюся рядом с диваном коробку с остывшей пиццей и ухватил кусок, жесткий и подсохший, но другой еды в доме не было.
— Хочешь? — предложил он. — Тебе нравится острый соус?
Крис отрицательно покачала головой.
Она никогда ничего не ела, сидя на какой-то изуверской диете, от которой была плоской, как мальчишка. Ли находил ее худобу красивой и утонченной, придававшей ей вид измученного ангела, словно персонаж с картины Эль Греко, где фигуры вытянуты в пространстве, растянуты художником на невидимой дыбе. И нездоровой Крис не выглядела, значит, ей хватает витаминов, хоть и непонятно, откуда они берутся. Из воздуха, из солнца, из космических далей?
Пышные девицы с наглыми, гипертрофированно выпуклыми формами, прущими на парней напролом, ему в любом случае не нравились. Если говорить о сексе, он бы предпочел бестелесное создание, изящное и хрупкое, с тонкими веточками-руками и лодыжками, которые можно обхватить пальцами, как кандалами, чтобы приковать к себе и не отпускать.
Секса у него пока не было. Он знал, что в его возрасте принято только об этом и думать, смотреть тонны порнофильмов, залистывать до дыр журналы с грудастыми моделями и двадцать четыре часа в сутки мечтать о том, чтобы лишиться девственности. Он слышал шуточки одноклассников, мол, встает даже от трещины в асфальте. Слушая их пошленькие разговоры, он презрительно кривился: тупые животные, помешанные на голой физиологии и пускающие слюни на каждую задницу, упакованную в обтягивающие джинсы.
Сам он, конечно, таким не был. Его телу, возможно, и было всего пятнадцать лет, но голове — намного больше, в этом он давно убедился. А сильная голова способна укротить бунтующее тело, как погонщик упрямого осла.
С аппетитом жуя пиццу, он листал комикс. Его всегда забавляло, как изображаются в них реплики персонажей, будто подводные пузыри с буквами, вылетающими из распахнутых ртов.
А описания событий делались иначе, цветным крупным шрифтом, вот, например, звенит на картинке гудящий монастырский колокол, бооом-бом-бооом-бом, похоронный колокольный звон. Похоронный — значит, черно-красный, художник сглупил, выбрав для шрифта зеленый цвет. И нарисовано все ужасно, Ли бы и сам так мог, даже лучше.
