— Да уж, по голове нас не погладит, если только, как молотом по наковальне, — ответил Угит.
Он сделал шаг назад, и провёл рукой по густой бороде сверху вниз, словно мудрый-мыслитель.
— Ага… Ну, а как будем ворвань* с камня счищать? — пытаясь разглядеть слегка подгнившее лицо друга в полной темноте, спросил Ценг.
[Ворвань — вытопленный жир морских животных.]
— Я кирасу сниму, земли туды нахапаем и упрём её к камню, – ответил бородач и хлопнул себя по груди.
– Тогда делаем, – согласился седовласый, снова выхватил длинную тонкую катану и воткнул её в землю.
– Чё чудишь?! Затупишь же, малышку! — Воскликнул Угит, почти скинув тяжёлую кирасу.
Бородач бывший кузнец, он видел в каждом оружие чуть-ли не живое создание. Его вряд ли вообще что-то интересовало больше, чем броня, оружие, сплавы, заточка и подобные темы. При жизни кузнечное ремесло было его главным и единственным талантом. Работа-удовольствие, которая ещё и приносила много денег. Но после смерти всё изменилось. Сейчас он разве что может затачивать и гнуть лезвие, не больше. Ведь на Древнем Кладбище не нужны кузнецы, а уж тем более здесь не сыскать кузницу или хотя бы печь с мехами. Угиту пришлось обшарить весь Цыплятник, чтобы прийти к такому выводу. Впрочем, он не знал, что происходит вне загона…
– Да плевать! Ты вон вообще собрался грязь в броне носить, – Угит продолжал рыхлить землю катаной.
Седовласый при жизни разводил скот и выращивал различные сорта пшеницы. В общем вёл собственную ферму, и делал это в радость. Каждое утро вставал вместе с солнцем и шёл кормить животных. А сейчас он, как и его друг, не мог заниматься любимым делом. Что и не удивительно, вряд ли в Цыплятнике есть смысл разводить животных или выращивать культуры.
-- И не поспоришь же, – Ценг развёл руками в стороны.
После того, как Угит расстегнул ещё пару креплений и несколько ремешком с бляшками, его кираса бухнулась на землю. Он сел рядом и стал ждать. Когда меч Ценга рыхлил землю, не так эффективно, конечно, как плуг с запряжёнными в него быками, он испытывал некоторое удовольствие. В какой-то мере, даже ностальгию по своей прошлой жизни.
– Чё застыл-то, а? Давай-давай, ковыряй, – бородач слегка толкнул друга, чтобы тот обратил на него внимание.
– А… э, да, – прекрасное здание фермы, животные и поля улетучились из фантазии седовласого.
Вместо этого он стал представлять, как их накажет Жусар. Разумеется, из-за этого и очень живой картинки, ему хотелось рыхлить землю только меньше. Но он понимал, что заставлять мастера ждать ещё хуже. В это время бородач, сидя на земле, собирал сухую пепельно-серую землю и ссыпал её в кирасу. Пыль укутывала двух опустошённых, они чихали и кашляли, иногда с кровью. Но дело не в пыли, а в их форме опустошения, конечно, они разлагаются, очень медленно, но без (0) опустошения процесс нельзя замедлить или остановить.
