Все обсуждение основных проблем соотношения социологии и истории затрудняется тем, что даже в научных исследованиях до сих пор обычно не проясняют строго и отчетливо различия и соотношения между биологической эволюцией, общественным развитием и историей. Несомненно, биологически-эволюционные изменения общественных взаимозависимостей и фигураций у наших предков имели место. Мы мало знаем об этой стороне эволюции человекообразных — возможно, потому, что биосоциологические проблемы такого рода мало обращают на себя внимание специалистов по доисторической эпохе человечества. Но изменения человеческого общежития, которые находятся в поле зрения историков и социологов, происходят в пределах одного и того же биологического вида. Занимаемся ли мы общественными и историческими отношениями древних шумеров и египтян, китайцев и индийцев, йоруба и ашанти или же американцев, русских и французов — мы всегда имеем дело с людьми вида homo sapiens. То, что в этом случае происходят изменения в фигурации общежития отдельных организмов без изменения в биологической — врожденной и наследственной — конституции самих этих организмов, обусловлено в конечном счете тем, что поведением организмов этого вида в значительно большей степени, чем у какого-либо иного известного нам организма, может — а фактически и должен — управлять опыт отдельного организма, индивидуальное обучение. Таким образом, это врожденное и наследственное биологическое своеобразие человеческой конституции — относительно высокая зависимость поведения от опыта отдельного индивида, приобретенного начиная с самого детства, — является условием того, что у человеческих обществ, в отличие от обществ муравьиных, есть то, что мы называем «историей» или, с другим акцентом, «социальным развитием».
Как сильно отличается развитие человеческих обществ, социологическое развитие от биологической эволюции, видно кроме всего прочего хотя бы по тому, что первое, в отличие от последней, может в определенном отношении обратиться вспять. Несмотря на все шутки по этому поводу, которые мы порой читаем, на основе имеющегося биологического знания можно с большой уверенностью сказать, что вид «homo sapiens» хотя и может вымереть, но не может превратиться обратно в вид обезьян или рептилий. Когда предки китов превратились из сухопутных животных в морских, они не стали рыбами, но остались млекопитающими. В противоположность этому у людей бывает так, что высококонцентрированные национальные государства прекращают свое существование и потомки тех, кто их образовывал, живут как простые кочевые племена. Именно это имеется в виду, когда говорится, что фигурации у пчел и муравьев в очень большой степени предопределены генетически, а у людей по сравнению с ними — в чрезвычайно малой. Изменение человеческих фигураций теснейшим образом связано с тем, что опыт, накопленный в одном поколении, может передаваться последующим поколениям как общественное знание, посредством учебы. Это непрерывное общественное накопление знания вносит свой вклад в изменение человеческого общежития, в изменения составляемых людьми фигураций. Но преемственность накопления и передачи знания может быть нарушена. Прирост знания не влечет за собою никаких генетических изменений человеческого рода. Общественно накопленный опыт может быть вновь утрачен.
