Находясь под несомненным влиянием учителя, Нахшаби также не искал милостей у сильных мира сего. И все же, находясь в плену условий жизни своего времени, Нахшаби на некоторых страницах «Тути-наме» восхваляет царей, без которых «на погибель весь мир обречен» (см., например, четверостишие на с. 69). Правда, эту хвалу он сочетает с поучением царям. Лишь тот царь, говорит он, кто заботится о своих подданных, «несет ношу всех тварей».
Судя по сочинениям Нахшаби, его жизнь протекала в нужде и лишениях. На склоне лет он стал отшельником. Умер Нахшаби в Бадауне в 1350 г., и его гробница стоит рядом с гробницей его учителя.
Кроме «Книги попугая», Нахшаби написал еще несколько сочинений, которые почти все дошли до нас в рукописях, но не обрели такой популярности, как его «Тути-наме».
«Гульриз» («Осыпание розами»), как и «Тути-наме» написанная в форме обрамленного повествования, представляет собой двадцать рассказов, где рифмованная проза пересыпана стихами. Это повествование о любви туркестанского царевича к принцессе Нушаба.
«Джузийат-у куллийат» («Части и целое») — своеобразное по содержанию и форме религиозно-этическое и в то же время медицинское сочинение, написанное между 1317–1320 гг. Каждая из его сорока глав посвящена одной из частей человеческого тела. Нахшаби описывает важность каждой части тела, ее красоту и переходит затем к болезням, ее поражающим, и способам их лечения. Повествование также обильно насыщено стихами и рассказами.
«Лаззат ап-ниса» («Услада от женщин») — сильно переработанный и пересыпанный стихами собственного сочинения перевод санскритского эротического трактата «Кока-шастра», сделанный Нахшаби еще в годы учебы.
Кроме того, Нахшаби написал еще два религиозных сочинения суфийской направленности.
Что же нам известно из истории создания «Тути-наме»? Очень кратко говорит об этом сам Нахшаби в своем предисловии к сочинению. Некий вельможа сказал как-то ему: «Недавно одна книга, заключающая в себе пятьдесят два рассказа, была переведена с одного языка на другой, была переложена с языка индийского на язык персидский. При этом конь речи был пущен в поле многословия и изложению была придана чрезмерная длина. Основы требований хорошего вкуса и основные правила изящества не были соблюдены совершенно… Ко всем правилам красноречия составитель отнесся с полным пренебрежением, и посему читатель не достигает при чтении своей цели, то есть наслаждения… Если бы ты взял это произведение, относящееся к числу индийских книг, и изложил его в сокращенной редакции и связной обработке, придал бы ему достойную форму и подобающий порядок, то и читатель и слушатель этой книги должны были бы считать себя безгранично обязанными перед тобой». В заключение вельможа произнес такое четверостишие:
