– И что? – осведомился Поляничко.
– Он отравлен.
– Как вы это определили? Неужто проводили химический анализ?
– Нет, конечно. Я обратил внимание, что бумага, в которую заворачивали хлеб, в нижней части булки, имеет два пятна с характерным запахом. Отсюда сделал вывод, что в саму буханку шприцем ввели немалое количество синильной кислоты. Но закон всемирного тяготения никто не отменял, и ядовитая жидкость устремилась вниз булки, испачкав бумагу. Выйдя на улицу, я отломил кусок и бросил вороне. Она сдохла, после того, как склевала мякоть.
– А вы злодей, господин присяжный поверенный, – усмехнулся Каширин. – Ни в чём не повинную птичку отравили. Жила себе птаха, летала, горя не знала, а знаменитый адвокат взял и совершил смертоубийство несчастной Божьей твари. Никакого гуманизма.
Ардашев внимательно посмотрел на Каширина. Тот, не выдержав прямого взгляда, невольно отвёл глаза.
– Может, милостивый государь, мне вообще не стоило вам помогать? – спросил адвокат. – Сидели бы здесь, бумажки перекладывали, чаи гоняли, а Приёмышев уже бы исходил пеной и трясся в предсмертных судорогах. Так было бы лучше?
– Ладно-ладно, Антон Филаретович, мы благодарить должны Клима Пантелеевича за помощь, а не язвить. Уймитесь, я вас прошу, – Поляничко вытащил табакерку, понюхал табак и разразился чередой чихов. – Простите, господа, – вытерев нос фуляровым платком, произнёс сыщик. – Булку мы, конечно, отправим в лабораторию. Пусть химики дадут заключение. Оно нам надобно, чтобы потом уличить лиходея в попытке совершить преднамеренное смертоубийство. С этим всё понятно. Вопрос в другом: как нам его отыскать?
– К сожалению, мы не знаем, насколько Слепень одержим идеей приведения приговора в действие, сообразно тех предметов, кои он выслал потенциальным жертвам, – рассудил Ардашев.
– У нас не остаётся иного выхода, как всячески опекать тех, кому он угрожает, – заметил Каширин. – Стоит предупредить всех троих об осторожности.
– Клим Пантелеевич, а не удалось ли вам узнать, кто им принёс отравленную булку? – осведомился Поляничко.
– Преступник, зная, что судья предпочитает именно такой хлеб, купил его, напичкал ядом и передал какому-то мальчишке, который, я уверен, ничего не подозревая, отдал кухарке Приёмышева.
– Одного понять не могу, – задумчиво протянул Каширин, – откуда Слепню известны возможные грехи Бояркина, Приёмышева и Кирюшкиной? Откровенно говоря, нам известно, что обвинения, которые он выдвигает в отношении их, мягко говоря, не совсем беспочвенны.
