Преподобный не сказал почему, но я знал. Мистер Харриган сказал, что позволять людям называть вещи своими именами не только абсурдно, но и недостойно и эфемерно. Через пятьдесят лет, сказал он, или даже через двадцать, ты был просто именем на табличке, которое все игнорировали.
Выполнив свой библейский долг, я сел в первом ряду рядом с папой, глядя на гроб с вазами лилий в изголовье и в ногах. Нос мистера Харригана торчал вверх, как нос корабля. Я велела себе не смотреть на него, не думать, что это смешно или ужасно (или то и другое вместе), но помнить его таким, каким он был. Хороший совет, но мой взгляд все время возвращался назад.
Когда преподобный закончил свою короткую речь, он поднял руку ладонью вниз к собравшимся скорбящим и произнес благословение. - Те из вас, кто хотел бы сказать последнее прощальное слово, могут теперь подойти к гробу.”
Послышался шорох одежды и шепот голосов, когда люди встали. Вирджиния Хатлен очень тихо заиграла на органе, и я понял—со странным чувством, которое тогда не мог назвать, но годы спустя определил как сюрреализм,—что это было попурри из кантри-песен, включая “Крылья голубя” Ферлина Хаски, “Я пел Дикси” Дуайта Йоакама и, конечно же, “Стой рядом со своим мужчиной".- Итак, Мистер Харриган даже оставил инструкции по выходу музыки, и я подумала, что это хорошо для него. Образовалась очередь, местные жители в спортивных куртках и брюках цвета хаки вперемежку с нью-йоркскими типами в костюмах и модных туфлях.
“А как насчет тебя, Крейг?- Пробормотал папа. - Хочешь взглянуть в последний раз, или ты в порядке?”
Я хотел большего, но не мог ему сказать. Точно так же я не мог сказать ему, как плохо себя чувствую. Теперь он вернулся ко мне домой. Это произошло не тогда, когда я читал Священное Писание, как я читал для него так много других вещей, а когда я сидел и смотрел на его торчащий нос. Понимая, что его гроб был кораблем, и он собирался взять его в свое последнее путешествие. Тот, что спускался в темноту. Мне хотелось плакать, и я действительно плакал, но позже, наедине с собой. Я точно не хотела заниматься этим здесь, среди чужих людей.
“Да, но я хочу быть в самом конце очереди. Я хочу быть последним.”
Мой отец, благослови его Господь, не спрашивал меня почему. Он просто сжал мое плечо и встал в очередь. Я вернулся в вестибюль, чувствуя себя немного неуютно в спортивной куртке, которая стала тесной на плечах, потому что я наконец начал расти. Когда очередь дошла до середины главного прохода, и я был уверен, что больше никто к ней не присоединится, я встал позади пары парней в костюмах, которые вполголоса обсуждали—разве вы не знаете—акции Amazon.
