W: "Даже при величайшем мужестве и духа закале, расста-
ваться с дорогими сердцу людьми и родными местами, когда
уходишь почти что на верную смерть - момент ужасный".
М: "Со стесненным сердцем попрощался я со всеми, возлагая
надежду лишь на Бога; ибо знал я, что в Петербурге не будет
у меня никого, на ком мог бы я опереться."
W: "Я обнял всех со слезами на глазах, с болью в сердце, и в
полночь, 4 февраля 1863 года мы выехали (...) В то время на
восстание выезжали с шумом (...) И знакомые, и незнакомые -
все выбежали, и каждый с объятиями, с благословениями и по-
желаниями на устах (...) Как жаль, что поначалу, сразу же не
воспользовались порывом; жаль, что пришли белые комитеты, и
что все разделены были на белых и красных, и даже черных
(...), лишь в Господе надежда, что и так все хорошо закон-
чится".
М: "Помолившись в Казанском соборе, в 10 вечера я выехал по
железной дороге..."
W: "Наутро, лишь рассвет забрезжил, пошел я в костел Девы
Марии. Ибо желал подкрепить дух принятием Причастия святого
(...) Исповедь была откровенной, с покаянием и верой, и на-
деждой, и проблеском счастия того, которое лишь вера может
дать (...) Уважаемый польский священник так красноречиво
учил о потребности любви к Отчизне, обязанности спешить в
ряды народные, пожертвования кровью и жизнью самой на поле
боя (...), что прямо сердце мое радовалось, и хотелось при-
нять мученническую смерть за польское дело."
М: "Повсюду кипел бунт, ненависть и презрение к нам (...),
проявляемые наглыми выступлениями всяческого вида (...) Рим-
ско-католическое духовенство повсюду было во главе польской
пропаганды, раздувало восстание и внушало это всем, старым и
малым, даже на исповеди".
W: "Последующую ночь провел я среди митингующих (...) Пооче-
редно сыпались речи и проекты. Я же сидел тихо и слушал,
ибо, признаюсь, никак не мог понять, о чем тут разгла-
гольствовать в тот момент, когда в нескольких верстах поля-
ки сражаются за независимость Отчизны (...) А после полуно-
чи взял наконец голос и сказал: "Вот уже шесть часов слушаю
