В юности, в период "Смерти Сарданапала", гневный бунтарь, романтический протестант, кусающий окружающих клыками тигров из Жарден дес Плантес, с течением лет Делакруа смягчался, а потом уже - укрощенный и причесанный уже только дрейфовал в сторону тех академических канонов, которые когда-то он презирал, и по отношению к которым, все лучшее, что у него есть, конечно же кажется "чудным".
Он должен был сжечь свои "Дневники" 1847-63 годов, настолько неприятны те "истины", которые он в них провозглашает. Но не сжег, что, конечно же, весьма печально и, в еще большей степени, правильно. Консервативные ультра, "правее которых уже только стенка", в молодости жгли Систему праведным глаголом, если не гранатами...
Почти все.
Его граната разорвалась в Салоне 1827/28 годов. Начало никакого скандала не обещало. Делакруа выставил три картины: "Портрет графа Палатиано", "Лишение головы дожа Марино Фалиеро" и "Юстиниан, составляющий свой Кодекс законов", которые Энгр, Девериа и Деларош без труда затмили своими старательно вылизанными холстами.
Салон продолжался четыре месяца. В конце второго месяца художникам было разрешено поменять экспонаты для оживления слабеющего к тому времени интереса публики. И вот тогда Делакруа решился выставить не просохшую еще "Смерть Сарданапала".
При виде этой порнографической (согласно тогдашним критериям) резни, у привыкшей к правильным, скорее раскрашенным, чем живописным историческим картинкам у публики "в зобу дыханье сперло" от возмущения, испуга и отвращения. "Смерть Сарданапала" стала коронным аргументом утверждения Делаклюза на страницах "Дебатс", что романтики - это "сектанты, сторонники всего отвратительного". Мир критики посчитал произведение наглой и непристойной провокацией, и только один рецензент, Яль, попытался защитить автора трогательно идиотским образом: "Мсье Делакруа запутался, проявив, по-видимому, излишнюю смелость". Даже Молодая Франция аплодировала романтикам скорее из стадной солидарности (поединок с неоклассиками переживал свой апогей), чем от восхищения. Виконт Состьен де ля Рошфуко, тот самый, что приказал закрыть стыдливые места античных статуй Лувра виноградными листьями, вызвал художника к себе. Делакруа шел в бюро дирекции Изобразительных Искусств переполненный сладкими надеждами, что государство купит его картину. Государство, устами виконта, заявило ему из-за стола, что если он побыстрее не сойдет с пути скандала, на который вступил по нагим телам одалисок из гарема Сарданапала, то он не сможет рассчитывать на официальную поддержку, наоборот, это грозит репрессиями, не говоря уже об осуждении со стороны общественного мнения.
