— Ловок он тоже! Чужими руками думает жар загребать! Новгород, вишь, надо ему оборонить, так вся словенская земля слуг ему подавай, а он станет сам распоряжаться… Вот Труан какой нашелся!..
— Полно врать-то! — возразил старшина, — а разве Шелонь тоже дань не платила? Ты сам разве не приносил шкурок на Назью, на погост? Не кланялся варягам?
— Дань! Что же за важность дань! Отдал пару шкурок и прав, и знать ничего не хочу. А тут эти ершееды озерные, новгородцы, носы только поднимают, да вместо беличьих шкурок крови человеческой требуют, и все ведь на свою только защиту!..
Многие славянские роды сдерживали свою вражду из опасения варяжского вмешательства, а только что варяги были изгнаны, принялись за оружие. Жители Изборска и Пскова давно порывались посчитаться из-за того, что Изборск отбивает от псковичей торг с Чудью белоглазою. Старшина с реки Мсты давно собирался пощипать соседнюю Весь; но за что именно началась между ними вражда, никто не мог бы сказать. Когда-то, вероятно, была какая-нибудь причина, давно всеми забытая, из-за этой причины была какая-нибудь месть с одной стороны, а потом, с другой, отместка; дальше и дальше и дело дошло до кровавой расправы. Затаенные ссоры разыгрались свободно, только что роды начали володеть собою. Прибавилось к этому неудовольствие на Новгород, который будто бы присваивал себе власть — распоряжаться вооруженными силами всей земли. Союзники не стали высылать в сторожевые полки обещанной помочи; другие роды думали принудить их к этому силою, и лилась кровь. К этому прибавились еще домашние неурядицы в родах. Так на Назье, Стемир, узнав о гибели своего кудрявого Стемирыша, вспыхнул как греческий огонь, прибил своего старшину-князя и едва его не убил. После долгого пребывания своего в Греции, он разучился принимать приказания Перуна за непреложные и отвык уважать старшину, в котором соединялась власть отца и верховного жреца. Многие земляки приняли сторону Стемира и загорелось междоусобие. Бедной, убитой горем Любуше не стало житья в родном селе, и потому Стемир перевез ее в Новгород и отдал на попечение Родиону, который там нашел себе приют в семье самого Гостомысла.
Старшины, утомленные борьбою с соседями; в непрерывном ожидании нападения и конечного разорения, стали помышлять о том, чтобы как-нибудь привести дела в порядок. Первым приехал в Новгород, посоветоваться с Гостомыслом, старшина Богомил, едва поправившийся от полученных побоев.
