— Плюнь, — сказал я, — не улетай, если тебе здесь нравится.
— Ты что, парень, — удивился он, — я же по путевке, она у меня кончается. И на работу надо. И что я жене скажу?
Он завернул остатки хлеба и колбасы в газету и засунул в рюкзак.
— Хорошая у меня путевка, — вернулся он к своим мыслям, — вот только ночевать сегодня негде. У тебя свободного угла не найдется?
— Не найдется, — сказал я. — Нет у меня свободного угла.
— Ну, может, у знакомых, — продолжал он. — Здесь ведь деревня большая, неужели у знакомых не найдется?
— Нет у меня знакомых. — Мне было холодно и хотелось есть. — Я не местный.
— А откуда же ты? — полюбопытствовал он.
— С Венеры.
— Постой, — сказал он, страшно удивившись, — разве и с Венеры сюда на курорт прилетают?
— Какой к черту курорт, — ответил я. — У нас здесь гауптвахта.
— А-а, — сказал он понимающе. — Сочувствую. — И, сложив вещи в рюкзак, поднялся: — Ну, тогда я пойду.
— Ты на меня не обижайся, — сказал я. — Мне хуже твоего.
— Понятное дело, — согласился он. — Если хочешь, прилетай как-нибудь на Марс в гости. В шахматы перекинемся.
— На Марс по своей воле? — переспросил я. — Никогда в жизни. Мы его как холодильник используем. Лучше ты ко мне прилетай.
— А какая у вас погода?
— Когда как. Позавчера было плюс семьсот пятьдесят по Фаренгейту и облачно, вот меня и развезло.
— Нет, — сказал он. — Я тоже не смогу. У меня давление повышенное.
— Жалко, — сказал я.
— Что делать… — Он надел рюкзак. — Пойду я. Привет.
— Привет, — сказал я. — Только колбасу оставь. Она мне нужнее.
Он помедлил, но, видно, решил, что я прав, и оставил. Все мы люди, в конце концов.