Орех выполнил мое требование, и я проиграл. Воспрянув духом, вождь подобрал биты и с величайшей учтивостью подал мне мою. Я метал со всей мыслимой самоуверенностью. Вообразите же мой ужас, когда, вместо того чтобы грациозно и целенаправленно устремиться вперед, мой орех пополз, как пьяный, и еле-еле добрался до середины круга! Неужто бурда, смахивающая на мескаль, ударила в голову не только мне, но и тиктоку? Я принялся сосредоточенно внушать свое, метнул биту снова… и выбил за пределы круга один-единственный орех. Метнул третий раз… а всего этих разов потребовалось восемь.
Подбирать орехи пошел мой удачливый противник. Я оцепенел от досады. Вождь подал мне биту, которой я пользовался в последней партии. Гляжу — орех-то чужой!
Тут меня озарило. После второй партии старый мошенник подменил орехи! Просто, как дважды два. Но я сдержался, не вышел из себя, ибо за какую-то долю мгновения все разом перестали смеяться, каждый схватился кто за мачете, кто за топор, кто за лук, кто за копье. Я сказал:
— Произошла ошибка, почтеннейший. Это чужой тикток.
— Чей же он?
— Твой. Ты, без сомнения неумышленно, взял себе мой, и он у тебя в руке. Отдай, пожалуйста.
И, забыв о благоразумии, я потянулся за своим орехом. Реакция у меня быстрая, но у вождя еще быстрее, да и силен он был на диво. У меня тоже силы в пальцах хоть отбавляй. Вот мы и простояли, сцепившись руками, секунд двадцать. Потом я услышал и почувствовал слабый хруст. Надо полагать, вождь тоже услышал: он знаком приказал соплеменникам, которые уже смыкались вокруг нас кольцом, отойти подальше.
Вождь с достоинством протянул мне раскрытую ладонь; там лежал простой орех, который он несколько ранее мне подсунул. У меня же на ладони лежал мой, подлинный орех, но только треснувший по шву, с обнажившимся ядром.
Зачарованный, я не мог оторвать от него глаз. Знаете, ведь когда-то я изучал медицину; принимать бы мне сейчас пациентов на фешенебельной Гарлей-стрит, кабы не бюрократическое недоразумение с четырьмя микроскопами, которые я позаимствовал на кафедре. Старые ослы! Выкупил бы я их микроскопы из заклада и вернул на место, как только дождался бы очередного денежного перевода. Но нет же, исключили.
Так или иначе, анатомию я проходил и могу торжественно поклясться, что ядро моего злосчастного тиктока во всех деталях соответствовало человеческому мозгу: извилины, лобные доли, мозжечок, продолговатый мозг — все честь честью.
Поразительнее всего другое: когда я любовно коснулся ядра кончиком пальца, оно слабо запульсировало, а потом замерло. Тут уж меня покинуло мужество, и я разрыдался, как дитя. Однако сразу овладел собой и заявил:
