Я так обрадовался, что сразу забыл все заповеди, которыми Фёкла иногда кормила меня за ужином. Мол, не завидуй, не кради и не создавай себе кумиров. Всё равно я их по некоторым пунктам уже сто раз нарушил. А там, где про кумиров, вообще – тысячу! Я же их чуть ли не каждый день создавал – то Робин Гуда, то Хокинга, то дона Корлеоне. Недавно вот Цукерберга. Хотя это еще не точно. К нему пока слишком много вопросов!
Рыжий смотрел на меня во все глаза. Видно, гадал, не шучу ли я.
– Да ты что? – уточнил он.
А я так разошелся, что тут же сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться:
– Да то!
Ржавый открыл рот и завис.
– Чего стоим? – запальчиво начал я. – Пора действовать!
И тут же сдулся:
– Но мы же не знаем, где он ее прячет.
– Знаем! – обрадовался Ржавый и тут же: – Ой, нет, это слишком опасно.
– Да ладно тебе, не дрейфь! – Я снисходительно усмехнулся. – Мы с пацанами на такие дела уже сто раз ходили.
– Да ну? – Он подозрительно сощурился. – Не врешь?
Я вспомнил про Валюхину черешню и со спокойной совестью поклялся:
– Не вру!
– Ладно, пошли, – сказал рыжий вроде как нехотя. – Эдик ее в подсобке прячет, где инвентарь.
Мы двинули куда он указывал.
– Там же через окно придется лезть, – нерешительно протянул Ржавый.
Он, видно, всё еще сомневался во мне как в сообщнике!
Мы обошли спортзал и тут же уперлись в деревянный домик. Ржавый запрокинул голову и посмотрел на окно. Странно, оно, как по заказу, было распахнуто настежь. С другой стороны, чего удивляться? Там же инвентарь хранится. Его проветривать надо.
Я еще даже подумать толком не успел, а уже предложил:
– Если хочешь, давай я полезу!
«Вот дурак! Вечно прусь куда не просят».
Я думал, Ржавый обрадуется, что я такой беспечный, но он вдруг насупился:
– А чего это ты? Самый хитрый, думаешь?
И тут я понял, как это на самом деле почетно. Да что там почетно! Это же чистой воды героизм. Обо мне в лагере потом еще сто лет легенды ходить будут.
В общем, я сказал:
– При чём здесь хитрый? Просто я выше. А если ты меня еще подсадишь…
Ржавый сощурился. Посмотрел на окно, потом на меня. Он, наверное, и на себя бы посмотрел, если бы мог, но смысл? Ясно же, что мы с ним в этом вопросе – не конкуренты. И он недовольно буркнул:
– Ладно, давай. А я тогда на стреме.
Мы стали прямо под окном. Ржавый согнулся в три погибели, а я поплевал на руки, примериваясь, и вдруг…
«Стоп! А если Эдик придет?» – мелькнула у меня тревожная мысль.
– Эдик на педсовет пошел, – прогундосил Ржавый. – Я слышал, как они с Ирмой договаривались.
