– Ам-м. Ом-м. Гм-м.
Ну а что я мог сказать. Фортепиано? Здорово! Вот сами на нем и играйте. А я хочу домой.
Дети в столовой мне не понравились – какие-то все кислые. А повариха, наоборот, оказалась задорная. Плюхнула мне кашу на тарелку и говорит:
– Ты, ежели что, смело дуй за добавкой. А то вон какой худой – одна кожа.
А я ей такой:
– Это не кожа. Это у меня обмен веществ стремительный, как у шмеля.
Я в одном журнале вычитал.
А она как захохочет – чуть зубы не выплюнула. Я заметил, что они у нее по бокам золотые, как у Косого с нашего двора. Жека говорил, что он цыган. Но Фёкла твердила – уголовник. А я на всякий случай просто его боялся.
Мне вдруг снова стало ужасно тоскливо. Еще и повариха эта привязалась. Нашлась тут заботливая.
Я взял поднос, сел за стол и стал изображать лимон. Ну, чтобы среди других не выделяться. А Томочка, которая была далеко не такой нежной в плане фигуры, как ее имя, взгромоздилась рядом.
Я покосился на нее с ужасом. Сидеть за одним столом со взрослыми – это же просто чума бубонная. Фёкла мне просто житья не давала с этой едой. Как придем куда-нибудь в общественное место, ну, там, в гости например, так сразу начинается:
– Не хватай ты, стыдобища! Жуй медленно! Что ты как с голодного края?
Поэтому я сразу решил, что есть не буду, и отодвинул тарелку с рыбой и кашей. Может, и к лучшему, потому что видок у этой рыбокаши был тот еще.
Но Томочка снова меня удивила. Заявила вдруг:
– Ты кушай спокойно, а я побегу – мне еще бухгалтерию принимать.
Вскочила и действительно побежала, будто за ней кто гонится. Я прямо опешил от такой прыти. И так обрадовался, что даже рыбу съел, точнее проглотил, не жуя, чтобы не отравиться. Хотел и кашу прикончить тем же способом, но не успел, потому что ко мне за столик подсела знакомая троица. Ржавый уселся напротив, с разгону напихал полный рот еды и тут же выплюнул обратно на тарелку. Меня прямо самого затошнило – до того он был мерзким.
– Ада Семёновна идет! – объявил Гнусик. Ну дела! Я-то думал, что он немой, ну или, там, иностранец. А он, оказывается, просто неразговорчивый. Гнусик вообще личность запоминающаяся. Тонкий, бледный, весь такой печальный – ну чистый Пьеро. Только скрипки под мышкой не хватает. И Мальвины. Хотя, судя по пылающему взору, Мальвина у него была. И звали ее Ада Семёновна.
– Приятного аппетита! – сказала Ада Семёновна, проходя мимо нашего столика. И вдруг та-а-ак красиво улыбнулась – обалдеть можно. Я, конечно, тут же размечтался, что именно мне. Ну а вдруг я ей понравился?
