– В притоне, где же еще, – сахарным голоском пропела Фёкла. И такая: – Вот, бери пример с человека!
Странно, обычно она моих дружков не жаловала.
– От горшка два вершка, а рожи уже криминальные, – вздыхала она над моими школьными фотографиями. – А этот справа вообще – вылитый уголовник.
– Это Славка Карачун, – встал я тогда на защиту товарища. – Он просто нефотогеничный.
– Карачун? – Фёкла страшно обрадовалась. – Вот я и говорю! Разве может в приличной семье родиться ребенок с такой фамилией? Карачун – он и в Африке Карачун!
– Но он же не виноват, что таким родился, – мямлил я, отчаянно цепляясь за Славкину нелегкую долю. – В конце концов, фамилию можно и поменять!
– Но не гены! – Она торжествующе вздернула вверх палец. – А еще и в нашем районе… Тут же кругом одна нищета! Куда ты от нее денешься?
Я уже знал по опыту – если к спору подключались гены, он становился бессмысленным. Поэтому я сразу сказал:
– Ладно! – И спрятал Славку подальше в полку. А сам подумал: «Ну ничего! Когда ты умрешь, я буду дружить с кем захочу».
И еще язык ей показал, когда она отвернулась. А теперь, как вспомнил, у меня сразу вся земляника в животе свернулась.
«Вот дурак! – Я быстро зажмурился. – Она же сейчас услышит, о чём я тогда думал».
Но, судя по сопению, Фёкла и так уже всё услышала. Надулась, конечно.
– Прости, – сказал я виновато. – Я же тогда не знал, что это – навсегда.
– Что навсегда? – спросила она печально.
– Умирают, – выдавил я через заложенное горло. – Что так умирают, навсегда.
Ржавый с тихим ругательством спрыгнул на землю:
– Ты опять шепчешься?
– Не шепчусь. – Я с трудом проглотил ком в горле. – А тебе что?
Он, отдышавшись, пожаловался:
– Да я ору-ору сверху, а ты стоишь как пень – вообще не реагируешь. Глухой, что ли?
– А, – сказал я вместо ответа. – И что ты мне орал?
– Ничего хорошего. – Рыжий стряхнул ошметки коры с ладоней. – Не видно ни черта, вот что.
– Вообще ни черта? – обалдел я.
– Деревья только. Там их море! – Ржавый многозначительно прищелкнул языком. – Считай, мы с тобой попали!
– Да уж, – подхватил я с озабоченным видом. А сам вот ни капельки не испугался. Я теперь вообще ни о чём думать не мог, только о Фёкле. А что, если она из-за меня умерла? Ну, из-за той глупости со Славкой? Я же вроде как колдун. Может, сам всё это и накликал.
– Что ты болтаешь ерунду всякую? – закипела Фёкла. – Тебе уже не пять лет, чтобы в такие сказки верить.
– Вот именно что не пять! – никак не успокаивался я. – И потом, что мне думать? Разве люди так умирают?
