Андре вздрогнул, подобрался и поглядел на Рики, будто на чужака, на невежественного обитателя захолустья, не ведающего, в каком мире живет.
— Со спрутом… — сказал он. — Со спрутом, Рики, возвеличишься! В голове все перемешается, но все это можно вместить, сохранить в себе. А потом увидишь, как Он все поглотит. И вот тогда поймешь. Не все. Чуть-чуть. Но поймешь. И узнаешь.
Андре повернулся к глазу, напрягся, глубоко вздохнул и зычно выкрикнул:
— Вот мой свидетель. Я иду!
Он сиганул с балкона в зрачок, на миг с ним столкнулся, замер в полете, словно бы ударившись о стекло, а в следующее мгновение повис крошечной четкой точкой в огромном перевернутом конусе звездной ночи над медленно вихрящейся панорамой черного залива с мелководьями и берегами, обтянутыми лентами света. Галактический мегаполис с бездной в своей сердцевине все еще — теперь медленнее — искривлялся, сворачиваясь воронкой и втягиваясь в центр зрачка…
Рики обнаружил, что тоже парит внутри, стоит на широком поле холодного воздуха в ночном небе, чувствуя на лице ленивое дуновение ветров к средоточию взгляда Древнего.
Адское действо начиналось медленно, но неотступно. Сияющий сложносоставной венец города разрушался по кирпичику в четкой последовательности, все расширяющимися кругами; здания превращались в скопления точек, их подхватывал вихрь, а люди, высыпаясь из домов горстями зерен, кружили в воронке ночи, в ужасе или в экстазе воздевали исчезающие руки, источали свою сущность из облачных лиц, и черные ветра развеивали их в клочья…
Гигантские узловатые щупальца, шире магистральных туннелей, оплетали величавые арки мостов, скручивали их, разламывали на куски; полотно самих автомагистралей — эстакадных рек света — распадалось на волокна, красные и белые огни машин взмывали в воздух, подхваченные ураганом, возникшим в пытливом оке Великого Древнего.
Вместе с этим ослепительным видением Рики обрел и внутренний взор. Ему стали ясны причины происходящего. Он изведал голод странствующих титанов, их неумолимое желание поглотить любой островок света в извечном царстве Тьмы и Холода. Он знал, что множество миров, как и этот мир, бесконечной вереницей исчезает в пасти мрачных ледяных гигантов, и над развалинами крыш и стен вьется дым душ, втягиваясь тонкой струйкой в замшелую пропасть Его ужасающих челюстей…
Стояла непроглядная тьма. И почти полная тишина, которую нарушал лишь шелест палой листвы. Влажные прикосновения тумана холодили лицо.
