Раби потушила сигарету. Она не знала, что и отвечать. Еще совсем недавно она гордилась своим отцом — большим начальником, капитаном Давидом. Теперь же он всего-навсего старый, опальный, преследуемый вояка, за голову которого назначено вознаграждение. Одинокий человек, вынужденный вступить в союз с дьяволом.
— Я поняла, папочка.
Старческие глаза отца просияли, и он поцеловал дочь.
Раби встала, подошла к отцу. Повешенная собака едва заметно покачивалась под лучами солнца. Чуть дальше залаяла другая. Раби повернула голову и заметила пленника.
— Пап, а почему этого человека держат, как скотину?
— У всех свои проблемы, детка… Нас это не касается.
16 час. 30 мин.
Он уселся под витриной старой заброшенной лавчонки. Черные тучи там, в вышине, до того набухли, что казалось, вот-вот упадут от собственной тяжести. Старик Келани взял две пустые бутылки и приложил их горлышком к полому звонкому чурбачку. Затем он раскурил свою льямбу[1], следя глазами за четырьмя девчушками, которые молча старательно прилаживали вокруг бедер длинные разноцветные перья и привязывали к щиколоткам поножки из ореховой скорлупы.
Старик Келани жадно сделал первую затяжку, крепко зажав зубами трубку и полузакрыв глаза. Это его собаку повесил Амиго. Старик снова глубоко затянулся. Одна из девочек приподняла ногу и потрясла ею, пробуя поножки. Старик Келани с ласковой улыбкой повернулся в ее сторону. Вчера обезьянка Амиго спрыгнула со своей палки и вцепилась девочке в шею. Собака кинулась к ней на помощь и убила обезьянку. «Где же сейчас собаку возьмешь?» — подумал Келани. В деревне осталась теперь всего одна. Но та уж больно дикая и подходит к одному только альбиносу. Старик постучал трубкой о пятку, сбивая верхний слой пепла. Прошла толстуха Мария и громко поздоровалась. Ей никто не ответил. Она ведь глухая. Девчушки весело помахали ей.
Старик Келани, перестав ощущать жару после первых же затяжек дурманом, несколько секунд отсутствующим взглядом смотрел ей вслед.
Еще совсем недавно в деревне было полно собак. То были чудесные времена процветания: торговали каучуком, а до этого рабами и слоновьими бивнями. Келани любил тогда разгуливать по улицам с тремя большими псами. Однажды начальник почты сказал ему: «Везет тебе, Келани, твои звери стоят дороже десятка негров».
Но когда каучук стал падать в цене, деревня мало-помалу начала пустеть. Тогда пришли военные — поддержать колонистов, решивших тут осесть, и проучить батраков, которые по примеру тех, что работали у отца Амиго, принялись было составлять разные требования; а потом, когда нашли алмазы, явились изыскатели Алмазной компании. И Вирьяму, а также прилегающие земли на много километров вокруг были объявлены зоною копей. Всех торговцев выдворили. Коммерция пришла в упадок, и негры стали уезжать. Его и самого чуть было не унес этот поток, но когда он уже собрался переехать в соседнюю французскую колонию, все тот же начальник почты сказал ему: «Ты всегда был разумным малым, Келани. И ничем, кроме своего бататового поля, не интересовался. Так вот, если хочешь и дальше жить спокойно, отдай мне своих собак, а я подпишу кой-какую бумагу, так что тебя никакой правительственный инспектор не тронет». «Но почему они стали нас так свирепо преследовать?»- все-таки спросил у него Келани. «Чтоб вы все пошли работать на Алмазную компанию, а она будет платить нам за вас налог».
