В гаснущем сознании мелькнула смутная картина: на том же помосте другая фигура в красном с огромными мускулистыми руками и в маске палача заносит тяжёлый холодный блеск над головой распростёртой на плахе женщины. Какое-то мгновение женщина кажется священнику мучительно знакомой, потом топор обрушивается, и Берад падает в душный и липкий мрак, сожалея, бесконечно сожалея.
Когда он вновь открывает глаза уже ночь, рядом горит костёр, из темноты доносятся разговоры, пение, смех. Запахи еды. Слева болит, губы пересохли. Рядом сидит человек с короткими, как у солдата, волосами и внимательно читает какие-то бумаги. У него крепкая шея и уверенное жёсткое лицо. "Наёмник" - решает про себя Берад, - "наёмник, охраняющий купеческий караван". Звуки вокруг принадлежат постоялому двору. "Грамотный" - не успевает удивиться Берад, как человек склоняется над ним с чашкой воды. Его движения точны и осторожны, как у монахини, дающей больному напиться.
- Как вы?
- Неважно. Но вроде бы ничего серьёзного.
- Вы не слишком молоды для таких приключений.
Незнакомец не хочет ни обидеть, ни посочувствовать. Его светлые глаза внимательно изучают собеседника.
- Я вынес вас из толпы. Языки Огня собирают всё больше народу.
- За кого мне молиться?
Беглая скупая улыбка.
- Меня зовут Сет.
Берад слегка приподнимается.
- Это значит "пёс"?
Та же улыбка на миг освещает лицо напротив.
- Пёс, идущий по следу.
- Я бы сравнил вас с волком. Песочным волком пустыни. Или диким степным.
Блеснули зубы.
- Край Пустыни - мой дом. Но волк служит лишь собственной алчности, а пёс - воле господина. Вам-то это должно быть хорошо известно.
- Я никогда никому не служил, кроме Господа нашего Адомерти, и, говоря по совести, делал это плохо, очень плохо.
- Священник, - кивнул незнакомец,- так я и думал. Вас-то что привело в этот проклятый город?
- Вопросы. Если можно спрашивать мёртвых.
- Можно, конечно. Но с этой малышкой у вас ничего не выйдет. Она мертва иначе, чем другие.
И Сет протянул Бераду листы бумаги, исписанные смятенными строчками Саад.
Когда мы уходили с площади, из вашей одежды выпала тетрадь и рассыпалась у нас под ногами. Я собрал всё, что смог, это было не так-то легко. Я не знал тогда, что это за рукопись.
Одну или две страницы Сет незаметно сунул себе в карман.
- Остаётся надеяться, что утерянные листы будут втоптаны в грязь никем не прочитанными.
Священник потянулся за бумагами и застонал от боли.
Минуту незнакомец внимательно смотрел на него, потом отвернулся, порылся в своих вещах и вытащил круглую медную чашу. Отмерил и ссыпал туда ножом горку бурого порошка, добавив воды, поводил над огнём и долил до краёв. Вода стала белой, как молоко.
