— Кто вы, преждерожденный? — глухо спросил Баг. — Кто вы и какого Яньло вам тут надобно среди ночи? — Меж тем Судья Ди выгнул спину и слегка присел: казалось, кот отчаянно хочет прыгнуть на незваного гостя, но какое-то сомнение удерживает хвостатого от этого шага.
Молчание было им ответом.
Но мгновение спустя темная фигура медленно, нерешительно что ли, подняла обе руки — пустыми ладонями вперед; лицо засветилось бледным, неживым светом.
Девушка!.. Ханеянка прекрасной наружности, бледная как мел, с насурьмленными бровями, густо подведенными глазами, а глаза большие-большие — глазищи! — горят невыразимой тоской. Красные, обильно напомаженные губы дрогнули, шевельнулись, тонкое лицо исказилось гримасой то ли боли, то ли отчаянья: девушка словно что-то пыталась сказать, но не могла. Губы шевельнулись сызнова, уже увереннее, произнося беззвучно какие-то слова, — но Баг никогда не умел читать по губам, хотя подобные специалисты были в Александрийском управлении, и ничего не понял. Это удивительно бледное лицо — можно даже сказать, выбеленное, словно у исполнителя роли злодея с подмостков ханбалыкской драмы (но в ту минуту Баг готов был поклясться, что белила здесь вовсе ни при чем), — это белое лицо приковывало к себе взгляд ланчжуна безысходным страданием, а немые движения губ казались ему исполненными такой нечеловеческой мольбы, что александрийский человекоохранитель невольно ослабил хватку и меч скользнул в ножны.
Девушка снова легко развела руками, невесомо встрепенулись ставшие видными в неверном свете, струившемся от ее лица, широкие рукава дорогой одежды: неукрашенного уточками-неразлучницами тюлевого верхнего халата, — и отступила на полшага; низко поклонилась Багу, а потом, отдельно, — фувэйбину Александрийского Управления внешней охраны Судье Ди.
— Ладно, — проговорил негромко Баг и осторожно положил меч на ложе, недалеко впрочем, чтобы без труда подхватить при надобности. — Слушаю вас, драгоценная преждерожденная.
Гостиница «Шоуду», 22-й день первого месяца, первица, утро.
Спустившись утром в гостиничную трапезную, Баг спросил традиционный ханбалыкский завтрак для себя и молока для Судьи Ди. В роскошном трапезном зале — выполненном в традиционном для восточной столицы духе: маленькие столики для двоих-троих, много четырех едоков, ровными рядами расположившиеся вдоль низких, по плечо, деревянных, изукрашенных искусной резьбою перегородок, создававших иллюзию уединенности, — было малолюдно. Баг проснулся довольно поздно и по своим меркам, а уж для ханбалыкцев время настало самое дневное, рабочее, они вообще ранние пташки, эти ханбалыкцы. И то: «Поднимающийся на рассвете угоден духам предков и имеет больше времени служить родителям», — писал в двадцать второй главе «Бесед и суждений» Конфуций.
