— У вас есть деньги? — спросил Джон.
— Деньги! — воскликнул бедолага. — У меня никогда не было ни гроша, и я живу на одном черством хлебе, да еще пиве, когда кто-нибудь угостит.
— Вот вам десять талеров. Отправляйтесь в Дрезден или куда захотите, но не забывайте, что вы не вправе скрываться от правосудия. Впрочем, вы и не сможете сбежать, даже если такое и придет вам в голову.
Корешок бросился целовать Джону колени, но тот удержал его.
— Да поможет вам Бог, приятель! — сказал он, садясь в седло.
Корешок долго провожал его взглядом, пока всадник не скрылся за поворотом.
Усевшись возле дороги, он принялся считать и пересчитывать свои сокровища.
Десять талеров! — пробормотал он. — Десять блестящих серебряных талеров, и это мои талеры! Никогда не видел сразу столько денег!
Он стиснул жалкий кулачок и погрозил им городу.
Цукербайн, чудовище, ядовитая змея, мерзкая жаба, жадный крокодил! Я ни за что не вернусь к тебе! Надеюсь увидеть тебя в тот день, когда палач отрубит тебе голову на главной площади. И я никогда не сделаю ничего плохого этому бравому англичанину, можешь на меня не рассчитывать, негодяй!
Справа от него протянулись два ряда тополей, обрамляющих дорогу на Дрезден, но он встал и заковылял в противоположную сторону.
Он больше часа тащился сначала по песчаной тропе, потом начались большие грязные лужи. Не обращая внимания на грязь, Корешок то шлепал по воде, то перепрыгивал с камня на камень, преодолевая самые глубокие места.
Я знаю, где никто не найдет меня, — бормотал он.
Скоро на горизонте появилась темная полоса.
Это Саргенвальд, лес гробов, — пробурчал он. — Я не боюсь его. Когда я пройду через лес, я окажусь в Холлен- дорфе. Там я потрачу один талер, чтобы первый раз в жизни поесть как следует. Интересно, сколько возьмет с меня кучер, чтобы отвезти в Альтенбург? А если захочу, то пойду дальше на юг и доберусь до гор… А там совсем немного останется и до Праги… Прага! Ведь я когда-то жил в этом городе… Это замечательный город, по сравнению с которым Дрезден кажется грязной деревней… Зачем только я оставил Прагу и связался с цыганами, ярмарочными фокусниками, показывавшими меня за деньги и почти не кормившими… Зато они по поводу и без повода награждали меня тумаками… В конце концов они бросили меня в Мейсене. Мерзкое животное, этот Цукербайн, цыгане просто ангелы по сравнению с ним… Нет, я больше не боюсь его! Я не боюсь никого и ничего, даже Саргенвальда!
Для этого нет никаких оснований! — сказал кто-то за его спиной, и он почувствовал, как его схватили железной хваткой за шиворот.
