Макс встал и медленно прошелся по камере. Его внимание привлекла полустертая надпись на стене. Он подошел ближе и, напрягая зрение, прочитал: «Будьте прокляты, звери!»
Рядом были и другие надписи. Все они говорили о страданиях, перенесенных заключенными этой камеры. Но надписи говорили и о другом: о несгибаемом мужестве, о безграничной вере в победу:
«Они грозятся убить меня. Да здравствует свободная Австрия!»
«Ами го хом!»
«Мы хотим свободы!»
«Уоткинс — сатана. Когда его будут судить, напомните ему обо мне».
Макс скрипнул зубами. Он совершенно не чувствовал страха. Ему хотелось только одного, чтобы все, что должно с ним совершиться, произошло быстрее, сейчас же… Чтобы не было этого томительного, гнетущего ожидания.
Но часы шли, а никто не приходил. Лишь когда по подсчетам Макса уже наступило утро, загремели ключи в замке.
Рыжий солдат швырнул на цементный пол камеры кусок хлеба:
— Получай жратву… Здесь на двоих.
Никто не пришел за Максом и днем. Даже Марцингер удивился.
— Это либо хорошее предзнаменование, либо очень плохое, — сказал он Максу. — Бросьте думать и ложитесь отдыхать. Возможно, они пытаются взять вас измором, хотят, чтобы вы истрепали себе нервы, томясь неизвестностью.
Макс последовал его совету. Съев свой ломоть хлеба, он улегся на циновку и вскоре забылся тяжелым, неспокойным сном.
Но долго спать не пришлось. Его разбудил грубый оклик:
— Иоганн Миллер! Выходи! Живей…
Макс быстро поднялся. В дверях камеры стоял Уоткинс. Прищурив глаза, он смотрел на Макса, и на губах его играла недобрая усмешка.
Пройдя несколько совершенно пустых комнат, они оказались в просторном кабинете. У открытого книжного шкафа стоял низкорослый толстяк в американской униформе и листал книгу.
— Иоганн Миллер доставлен, сэр, — гаркнул Уоткинс.
Мерфи обернулся и с любопытством взглянул на Макса. В жизни австриец гораздо меньше похож на Корнера, чем на фотокарточке. Но все же между ними большое сходство.
— Можете идти, Уоткинс, — сказал полковник. А затем, когда лейтенант вышел, добавил вкрадчивым голосом:
— Мы с вами лучше поговорим без свидетелей. Не так ли, господин Гупперт?
— Мне с вами разговаривать не о чем, — громко сказал Макс. — Я требую, чтобы вы немедленно освободили меня.
Полковник уселся в кресло, закурил сигару.
— А если я не удовлетворю ваше требование, что тогда?
Макс махнул рукой и отвернулся. Ни к чему весь этот разговор.
— Будет дипломатический скандал? Или серьезные международные осложнения? Ваша жена напишет письмо в ООН? — рассмеялся Мерфи.
